Большая Европа — грядущая реальность или утопия? - Большая Европа. Идеи, реальность, перспективы

Прежде чем ответить на этот вопрос (причем в перспективе не одного-двух десятилетий или поколений), необходимо уяснить себе, что мы имеем в виду, говоря о Большой Европе. Привычное географическое понятие, охватывающее часть материка Евразии с восточной границей по Уралу? Или все пространство от Атлантики до Тихого океана, каким оно сложилось в течение последних 400 лет? Достаточно ли одной географии или надо говорить об общем историческом, культурном, в конце концов, цивилизационном пространстве от Лиссабона до Владивостока? Или даже о неком межгосударственном, а может быть, и наднациональном единстве, о самостоятельном мировом центре силы, сосуществующим с другими центрами влияния и притяжения, такими, как США, Китай, Индия, арабо-исламский мир, Южная Африка, Бразилия и другие?

Большую Европу нельзя, конечно, сводить только к географическому понятию, тем более, что европейским ареалом уже давно стали Сибирь и Дальний Восток, значительная часть Средней Азии, Закавказье, даже Турция. Но и исторической, цивилизационной общности Европы с множеством ее больших и малых государств, отделенных друг от друга политическими границами, этническим, языковым и конфессиональным разнообразием, тоже, очевидно, недостаточно. Большая Европа не может не быть мировым центром силы, в чем и заключается ее уникальный созидательный потенциал и ее возможное (и вероятное) будущее.

Гадать с прицелом на десятилетия и поколения вперед — занятие, несомненно, малопродуктивное. Возможно все: и негативный, и нейтральный, и позитивный сценарии, а при определенных допущениях и взятых за основу вероятных условиях будущего каждый из этих сценариев даже просчитывается. Но в реальной жизни любой подобный прогноз есть, прежде всего, дело веры: во что веришь, то и кажется более вероятным — разного рода грядущие катастрофы, распад, деградация человеческих обществ или, наоборот, мирное, созидательное будущее и всей современной мировой цивилизации, и отдельных ее составляющих.

В самом деле, может ли сегодня кто-нибудь с уверенностью сказать, что Третья мировая война невозможна? И не обязательно в ней будут виноваты великие державы: запалом ее вполне может стать уже более 60 лет тлеющий арабо-израильский конфликт, или превращение «арабской весны» в мощное и агрессивное панисламистское международное движение, или новая катастрофа на Корейском полуострове, или украинский кризис — да мало ли что еще. Но, с другой стороны, не меньше оснований и надежд, что от природы присущие человечеству инстинкты самосохранения и созидания смогут и дальше сохранять в мире какой-то приемлемый уровень равновесия, противостоять грозящим бедам и хаосу, искать и находить компромиссы даже в ситуациях, из которых, казалось бы, выхода нет и не предвидится.

Оптимистический взгляд позволяет, прежде всего, с высокой степенью уверенности основываться на том, что та часть Европы, которая входит ныне в Евросоюз, сумеет сохранить свои исторические достижения в деле объединения вечно враждовавших между собой больших и малых европейских государств.

Экономический фундамент такого объединения за истекшие более чем полвека создан: барьеры для свободного передвижения по всей территории Евросоюза товаров, капитала, рабочей силы и услуг в основном устранены. Еврозона, несмотря на все трудноразрешимые ее проблемы последнего времени, доказала свою жизнеспособность, евро утвердил свой статус второй резервной валюты мира, и даже гипотетическое отпадение от этой системы отдельных государств, столь долго позволявших себе жизнь не по средствам, вряд ли будет означать крушение этого далеко идущего общеевропейского проекта. Еще большее значение будут иметь, по-видимому, намерения и, соответственно, практические попытки проводить в рамках Евросоюза согласованную бюджетную, финансово-кредитную и социальную политику.

Все это будет означать неизбежное дальнейшее укрепление компетенции и функций наднациональных органов ЕС. По существу, речь идет о постепенном продвижении к «Соединенным Штатам Европы». Более того, не только в экономике, но и во внешней и внутренней политике ЕС уже ощутимо приблизился к этой цели. Это не значит, что она будет когда-либо полностью достигнута; вполне вероятно, что ЕС никогда не изменит своей двоякой природе — межгосударственной и наднациональной.

Пока картина складывается весьма неоднозначная. Британия, например, вообще не убеждена, оставаться ли ей в Евросоюзе, или лучше выйти из него. Неопределенны и перспективы ряда «кризисных» стран, которые вполне могут, в конце концов, покинуть ЕС. Нет и ответов на вопросы: останется ли Шотландия в составе Британии, Фландрия — в Бельгии, Каталония — в Испании и т. д.?

В этих условиях весьма туманными, если не сказать призрачными, представляются надежды Украины, Молдавии, Грузии и даже Турции на членство в Евросоюзе. Жизнь весьма сурово обошлась с амбициями некоторых «горячих голов» в политических кругах ЕС: Евросоюз не смог пока «переварить» даже государства своей периферии, особенно такие бедные страны, как Болгария и Румыния. Карман основного западноевропейского, в частности германского, налогоплательщика оказался не бездонным. Страсти «по Европе» на Украине во многом были спровоцированы безответственными заявлениями ряда киевских политиков и функционеров ЕС о грядущем вступлении этой страны в его ряды. Тех украинцев, которые поверили в это, ждет жестокое разочарование.

Но масштабы ЕС, соотношение наднациональных тенденций и сугубо национальных интересов стран — его членов, конечно, важная, но не самая разрушительная проблема для европейской интеграции. Демография и, по сути дела, стихийная иммиграция из стран Азии, Африки, Латинской Америки, из восточноевропейских и постсоветских государств начинает напоминать раннесредневековое Великое переселение народов из азиатских глубин на Европейский континент. Понятно, это не степные орды Чингисхана, но по своим уже сегодня ощутимым результатам эта иммиграция в перспективе двух-трех поколений может сильно изменить этнический, конфессиональный, языковой и, вообще, культурный состав Европы.

Жизнь уже доказала, что мультикультурализм отнюдь не гарантирует Европе спокойную, стабильную жизнь. Процесс изменения культурного, религиозного, этнического состава западноевропейского сообщества зашел уже столь далеко, что никакое принудительное регулирование иммиграционных потоков не даст желаемого эффекта. Придется, похоже, полагаться на стихию.

Возвращаясь к вопросу о вере как основе любого прогноза, можно сказать, что Большая Европа со временем может претендовать на статус самостоятельного мирового центра силы и влияния, если решит проблему своего управления, исторических фантомов, политических амбиций, смягчит неконтролируемую иммиграцию, создаст общую систему безопасности. По своему экономическому, кадровому, научному, военному, технологическому и вообще культурному потенциалу такая Европа вполне сможет выдержать разностороннюю конкуренцию с любыми другими ведущими мировыми игроками.

Но по меньшей мере два фактора в этом отношении остаются пока под вопросом. Первый — это возможность (а, лучше сказать, необходимость) для западной и центральной частей Европы рано или поздно избавиться от американского оборонного зонтика. Второй — совместимость различных проектов внутриевропейской региональной интеграции. В Евразии складывается еще одно интеграционное объединение, включающее в себя ряд постсоветстких государств, — Евразийский экономический союз, который начинает действовать с 1 января 2015 г. Импульсы к его развитию, сам процесс и стадии формирования похожи на опыт Евросоюза: сначала Таможенный союз трех государств — России, Казахстана и Белоруссии, затем формирование на этой основе (с последующим присоединением других стран, включая Армению, Киргизию и др.) полноценного Единого экономического пространства, а в дальнейшем его перерастание в комплексное объединение. Оно имело бы все шансы стать самостоятельным, самодостаточным центром силы с широкой сферой ответственности, включая наднациональную.

Отдельная тема — подключение к этим процессам Украины, одного из самых больших по территории и населению государств Большой Европы. Ее членство в Таможенном союзе и в Евразийском экономическом союзе, безусловно, придали бы им сильную дополнительную динамику и емкость. Однако политические события на Украине, силовой захват власти оппозиционными силами, начало гражданской войны на Юго-Востоке этой страны, ставка Вашингтона на ее превращение в свой политический протекторат поставили такую перспективу под большой вопрос, хотя и не зачеркнули ее полностью. Открытое вмешательство США и ЕС во внутриполитический конфликт на Украине пока ведет к худшему из возможных вариантов: блокированию ее участия в интеграционных проектах на постсоветском пространстве при отсутствии шансов на вхождение в ЕС. И это при пребывании Украины в состоянии полубанкротства, которое продлится, вероятно, не один год. Причем в проигрыше оказывается не только Таможенный союз и Евразийский экономический союз, но не менее, а возможно, и более ЕС, на который теперь, помимо США, ложится бремя ответственности, и политическое, и финансовое, за спасение Украины от экономического коллапса и очередного социального взрыва.

Евразийская интеграция не есть, как нередко утверждают на Западе, попытка реанимировать, возродить «советскую империю». Эта цель в нынешних (да и в любых будущих) условиях не только нереалистична — она просто никому не нужна. Слишком далеко по пути самостоятельного, независимого развития ушли постсоветские государства. С другой стороны, слишком грандиозны современные внутренние задачи России, чтобы еще взваливать на свои плечи дополнительный, неоимперский груз.

Нет, у интеграции в разных регионах и на всех континентах мира свои, в основном общие, объективные законы и движущие силы. Конечно, есть и очевидные различия: первоначальный толчок западноевропейской интеграции, например, дала многовековая мечта европейцев установить прочный мир между беспрестанно воевавшими друг с другом большими и малыми народами. Мотивами интеграции стран СЭВ были идеология и холодная война. И у евразийской интеграции есть свои побудительные мотивы. Это неисчислимые беды и страдания от разрыва исторических, культурных, производственных, трудовых, семейных и прочих связей.

Основные исходные стимулы, действующие в обоих интеграционных проектах, по сути дела, одни и те же. Евразийская интеграция, это, во-первых, создание единого рынка путем снятия всех барьеров для передвижения товаров и услуг через политико-административные границы. Во-вторых, такая же свобода для перемещения из страны в страну производительного капитала и кредитно-финансовых ресурсов (с прицелом на возможное в неблизком будущем введение единой валюты). В-третьих, не стихийное, а узаконенное свободное перемещение рабочей силы по всему интеграционному пространству. В-четвертых, восстановление почти разрушенной сейчас системы кооперационных связей между различными национальными производителями и их субпартнерами. В-пятых, резкое повышение совместными усилиями научного и образовательного потенциала всех стран-участников этого объединения, ибо в одиночку, похоже, никто из них не состоянии достичь мирового уровня в науке, образовании, подготовке квалифицированных кадров. Наконец, в-шестых, только общими усилиями страны-участники такого объединения могут решать чрезвычайно сложные по капиталоемкости и организационным трудностям проблемы: такие, например, как необходимость спасения Арала, Амударьи и Сырдарьи, или строительство системы международных транспортных коридоров Запад—Восток, или согласование стратегических планов ряда государств-производителей и транзитеров по добыче и доставке нефтегазовых ресурсов потребителям в других регионах мира.

Итак, с позиции сегодняшнего дня в Большой Европе отчетливо прослеживается тенденция к образованию двух самостоятельных и самодостаточных, хотя и тесно связанных половин, двух интеграционных объединений. Разница в том, что Евросоюз — это уже зрелое, доказавшее свою жизнеспособность объединение, а Таможенный союз, тем более Евразийский экономический союз, находятся в начале своего пути, и свою жизнеспособность им еще предстоит доказать.

Серьезной помехой органическому сближению двух половин Европы является агрессивно-мессианские настроения значительной части политического класса и общественности западных стран. Вместе с США они прилагали и будут прилагать немалые усилия, в первую очередь, политические, к тому, чтобы затормозить процесс евразийской интеграции.

Значит ли это, что все рассуждения о Большой Европе как о чем-то целостном, едином, построены на песке? Нет, не значит, если измерять историю длительными периодами времени. Думается, что верные ориентиры движению в этом направлении дало весьма оптимистичное по своему духу Соглашение между ЕС и Россией о партнерстве и сотрудничестве, вступившее в силу в 1997 г. Несмотря на то что срок действия этого Соглашения давно истек и отношения между ЕС и Россией за это время не раз испытывались на прочность, апогеем чего стал украинский кризис, нельзя не видеть: по некоторым пунктам был достигнут определенный прогресс, имея в виду, в частности, известные четыре «дорожные карты».

В экономической сфере ориентиры, намеченные Соглашением, остаются целью хотя и не близкого, но понятного для всех будущего: это единое экономическое пространство, т. е. свобода движения товаров, капитала, услуг и рабочей силы через все границы. И не только на декларативном, но и на практическом уровне можно сегодня сказать, что единое экономическое пространство уже прослеживается — несмотря на то и дело возводимые на этом пути искусственные барьеры. Наиболее затрудненным остается пока движение в сфере внутренней безопасности. Эта «дорожная карта» включает в себя самый широкий круг вопросов — от Шенгенского режима для всех участников Соглашения до, например, изменения юридического статуса меньшинств нетрадиционной ориентации, что вряд ли может быть достигнуто только административно-политическими мерами, без учета национальных традиций.

Опять-таки руководствуясь оптимистическим взглядом на мир, можно утверждать, что так или иначе процесс образования Большой Европы как некоего цивилизационного единства за последнюю четверть века сдвинулся с мертвой точки и будет, скорее всего, развиваться после временного отступления. При нахождении какого-то баланса во внешнеполитической, а отчасти и внутриполитической сфере не существует фундаментальных непреодолимых препятствий для конструктивного взаимодействия между европейскими интеграциями. Однако следует, несомненно, считаться и с тем, что должны быть и неизбежно будут признаны существенные для обеих сторон особенности, в частности, растущее влияние азиатского фактора в нынешнем развитии России, как и мощный фактор североамериканского влияния в развитии Евросоюза.

Иными словами, цель — подлинно Большая Европа, а не расколотый на множество больших и малых осколков континент, не только может быть, но будет когда-нибудь достигнута. С точки зрения длительных исторических периодов и украинский кризис не сможет стать этому помехой.