Оптимистичное поколение «застоя» - В разные годы. Внешнеполитические очерки.

В разные годы. Внешнеполитические очерки. Адамишин А.Л. 2016 г. 570 Р

Октябрь 1964 г. Мне тридцать лет, я второй секретарь Посольства СССР в Риме, сопровождаю посла Козырева в поездке в Милан, деловой центр Италии. Выходим из гостиницы, слышим голоса мальчишек, продающих газеты: «Посмотрите, что наделали эти русские!» Новость действительно сенсационная: Хрущев уходит на пенсию.

«Какая там пенсия? Но все равно хорошо, что ушел», — не сдерживает своей реакции посол.

В те годы наружу выпирали многочисленные огрехи хрущевского правления. Для непосвященных, т. е. подавляющего большинства, оставались за кадром истинные причины его вынужденной отставки: попытка приструнить бюрократическую номенклатуру — главное зло советского строя, борьба за власть внутри узкого руководящего круга.

К непосвященным должен отнести и себя, причем не только в отношении этих событий, но вообще в том, что тогда происходило в стране. Да и кому было меня просвещать? Отец погиб на фронте, мать, наверняка что-то знавшая, молчала: неосторожное слово в сталинские времена могло оказаться последним. По жизни, если можно так выразиться, меня вел комсомол, куда вступил в 1948 г., едва мне исполнилось четырнадцать лет. Первые знания, переворачивавшие прежние представления, были связаны как раз с ХХ съездом, разоблачением Хрущевым Сталина. Чтобы понять подоплеку внутренней и международной политики, пришлось годами собирать сведения по крупицам: беседуя со сведущими людьми, читая воспоминания, роясь в архивах, открывшихся, увы, ненадолго. Преимущество мемуаров в том и состоит, что пишешь о событиях давних лет, опираясь на знания, накопленные всею жизнью. Важно лишь не подгонять прошлое под нынешние представления и, по Киплингу, веря своей правде, знать, что правда не одна.

Итак, смена власти в Стране Советов. В кои веки она не вызвана смертью прежнего вождя. Хрущев смещен своими же товарищами из партийно-государственного руководства. Заглавную роль в «дворцовом перевороте» сыграл Л. Брежнев. Это с определенностью следует из архивов, открытых в перестройку. Именно ему Хрущев долгое время покровительствовал. За год до своей «отставки» он поручил Брежневу исполнять обязанности (деля их с Н. Подгорным) неформального второго лица в партии.

Внешне процедура обставлена сравнительно легитимно. Заявление об уходе на пенсию Никита Сергеевич подписывает на заседании Президиума ЦК КПСС. Правда, до этого состоялось еще одно, в отсутствие Хрущева. Оно-то все и решило. Но он оставляет свой пост живым и невредимым, что также считает важным результатом своей реформаторской деятельности.

Следующие три вождя — Брежнев, Андропов, Черненко — «восстановят справедливость»: покинут свой пост только со смертью.

«Последнее слово» Хрущева было достойным: «Не прошу милости — вопрос решен. Я сказал т. Микояну — бороться не буду. Радуюсь: наконец партия выросла и может контролировать любого человека. Собрались и мажете меня говном, а я не могу возразить»*.

На вершине пирамиды теперь двое: Л. Брежнев, Первый секретарь ЦК КПСС, и А. Косыгин, Председатель Совета Министров. Так они поделили посты, которые занимал Хрущев. Вскоре к ним присоединится Н. Подгорный в качестве Председателя Президиума Верховного Совета. Со временем Брежнев отстранит их обоих, но пока что упор делается на преимущества коллективного руководства.

Primus inter pares, первый среди равных, естественно, Леонид Ильич. Узнай он, что его ждут долгие восемнадцать лет правления, наверняка порадовался бы. И ужаснулся бы, узнав, что эти годы впервые в советской истории назовут застойными. Не подозревает он и о собственном финале: соратники будут несколько лет, несмотря на уговоры, держать у власти больного генсека.

Но сейчас Брежнев здоров, крепок и полон энергии. Он прекрасно ориентируется в партийных хитросплетениях, сплотил вокруг себя секретарей обкомов, неплохо знает народное хозяйство и, что особенно важно, оборонный комплекс. Его уважают военные, люто невзлюбившие Хрущева за миллионное сокращение армии в попытке облегчить бремя расходов на оборону.

Хуже с внешней политикой, но тут Брежнев рассчитывает на надежную опору. Громыко уже семь лет как министр иностранных дел. Он останется на этом посту еще двадцать один год.

Первые несколько лет «тройка» работала более-менее на равных. Затем сама логика системы утвердила Брежнева как непререкаемого верховного руководителя: он устраивал все звенья партийной номенклатуры.

Внутри страны дела шли поначалу неплохо. Сказались результаты нововведений и значительных капиталовложений в «гражданку» при Хрущеве: строительство пятиэтажек (при массовой ликвидации коммуналок), нарезание по 6 соток садовых участков, освоение целины. Главное же, динамике роста способствовала начатая Косыгиным реформа. К тому же подскочили цены на экспортируемую нефть, пошел поток товаров из социалистических стран. Люди почувствовали, что поднимается экономика и растет их благосостояние.

На нас, мелких птахах в МИДе, перемены отражались больше в бытовом плане. Многие мои товарищи именно в эти годы, вернувшись, как и я, из загранкомандировки, купили кооперативные квартиры по сравнительно доступным ценам.

Молодость — великий анестезиолог. Тяжелые и даже глубоко драматические события, такие как Кубинский кризис, когда мир балансировал на грани войны, не вызывали отчаяния. Вспоминаю, что постоянным ощущением был оптимизм, уверенность в том, что справимся с трудностями, времени-то навалом. Казалось, перед страной открывается лучшее будущее.

Для меня, как и для многих моих друзей, эти надежды сбылись не скоро, только с приходом перестройки, но сбылись.

Работа в министерстве после возвращения из Италии мне представлялась захватывающе интересной. Прежде всего потому, что, как и в случае с Козыревым, повезло с руководителем, Анатолием Гавриловичем Ковалевым, человеком талантливым, щедрым на идеи. Он тогда руководил тем, что я считал своей «альма-матер», — Первым Европейским отделом МИДа. (В МИДе той поры было пять европейских отделов, три первых занимались капстранами, два — соцстранами. Международный отдел ЦК КПСС имел специальное подразделение, ведавшее соцстранами). Через какое-то время Ковалев отрядил меня в так называемый «мозговой центр», Управление по планированию внешнеполитических мероприятий, а затем я в тридцать девять лет от роду вовсе стал заведовать одним из мидовских подразделений. По тогдашним меркам, это было что-то похожее на чиновничий рекорд: прошла пора сталинских репрессий, выдвиженцы, пришедшие тогда в министерство в молодом возрасте, старели, но оставались на местах. Правда, Управление, куда я был назначен, доживало спокойно свой век. Так что особого риска не было. Моя задача была вдохнуть в него жизнь. Нам было поручено «вести» Общеевропейское совещание. Оно еще несколько лет продержалось, затем его расформировали.

Мир, разделенный на две системы, был многослойным, и наиболее жаркие схватки шли наверху. Чем выше поднимался я по служебной лестнице, тем плотнее встраивался в боевые порядки МИДа, тем очевиднее становилась пагубность некоторых базисных постулатов системы, ранее не замечаемая за бравурными лозунгами.

Внешнюю политику, как выразился в разговоре со мной один из выдающихся наших дипломатов, Валентин Михайлович Фалин, Брежнев «подарил Громыко», определяя ее общую миротворческую направленность. На первых этапах она была довольно результативной. Из достижений выделю исторический Договор о нераспространении ядерного оружия (1968); Договор с США о противоракетной обороне (ПРО) и ОСВ-1 — временное Соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений (1972); ряд частичных мер в области разоружения, включая договоренности не размещать ядерное оружие в космосе (1967) и на дне морей и океанов (1971), а также Конвенцию о запрещении бактериологического оружия (1972).

После Московского договора о прекращении ядерных испытаний в трех сферах, заключенного еще при Хрущеве, в 1974 г. удалось договориться с США об ограничении мощности подземных ядерных взрывов.

В 1972 г. были подписаны Основы взаимоотношений между СССР и США, чему мы придавали особое значение, ибо считали, что этот документ закрепляет равенство двух великих держав. К сожалению, было оно далеко не полным.

По инициативе советской стороны в 1973 г. было подписано Соглашение с США о предотвращении ядерной войны, тоже скорее декларативное, чем практическое, ибо оно не предусматривало механизма осуществления. Но мы считали, что оно подкрепляет генеральный курс Советского Союза избежать войны с США.

На встрече Брежнева с Дж. Фордом во Владивостоке (ноябрь 1974 г.) были согласованы, а затем зафиксированы основные параметры будущего соглашения об ограничении стратегических вооружений ОСВ-2. В улучшенном виде оно было подписано Брежневым и Картером через пять лет в Вене. В нем сохранилась главная «философия» подхода: принципы равенства, одинаковой безопасности, ядерного паритета. В реальной жизни дела обстояли сложнее и по сумме компонентов не в нашу пользу.

На фоне мер в области контроля над вооружениями, центральной проблемы для обеих государств, заметно улучшились наши отношения с США, охватив сферы торговли, культуры, образования, охраны окружающей среды. С приходом к власти администрации Никсона регулярными стали его встречи с Брежневым. Кульминацией явился совместный космический полет «Союз»-«Аполлон», правда, уже после того как Никсон ушел в отставку, чтобы избежать импичмента. Многие помнят, с каким воодушевлением люди восприняли восстановление, как нам казалось, дружеских связей с Америкой. Появившиеся сдвоенные троллейбусы в Москве стали звать «Союз-Аполлон». (А символом ухудшения стало заколачивание киосков «Пепси-кола» в 1979 г.)

В какой-то мере мы помогли американцам выйти из войны во Вьетнаме, посредничая на разных этапах — и с разным успехом — между ними и Демократической Республикой Вьетнамом (ДРВ).

Г. Киссинджер и здесь внес вклад в теорию международных отношений формулой «пристойный интервал» (англ. — decent interval), посоветовав Никсону так вести дело, чтобы после ухода американцев Сайгон мог продержаться год или два. Потом уже никого в США не будет волновать его судьба. Примерно так повели себя американцы в Ираке, затем в Афганистане.

Закончилась война на условиях Ханоя, который мы поддерживали с самого начала. Отрицательный эффект: победа коммунистов-северян вызвала прилив уверенности в действенности курса на «немедленный и твердый отпор империалистической агрессии, где бы она ни происходила». Поскольку мы везде видели американские происки, подлинные или воображаемые, такой курс привел, в конце концов, к Афганистану.

Постоянное внимание уделялось, используя принятый тогда термин, социалистическому содружеству государств, а также коммунистическим и левым партиям. Для Брежнева первое направление являлось приоритетным, и связи, в общем, наладились дружественные. Ситуация изменилась после событий в Чехословакии в 1968 г.

До этого авторитет Советского Союза держался довольно высоко. На него работали память о вкладе в разгром фашизма; активные действия по окончательной ликвидации колониализма; неоспоримые достижения социализма в ряде областей. «Железный занавес» эффективно задерживал информационный поток, поэтому отрицательные стороны нашей жизни знали за рубежом немногие. К середине 1960-х зацементировались швы Берлинской стены, возведенной властями ГДР с нашего благословления, зажили раны Карибского кризиса. На «Западном фронте» намечались позитивные перемены. В памятном 1966 г. в Москву приезжал де Голль с действительно прорывным визитом. Роман с Францией завязывался всерьез и надолго. Помню, как стояла на ушах мидовская «Первая Европа». Старалась не отставать от Франции и «моя» Италия.

В отделе шло постоянное полушутливое соперничество между «французами», которые чувствовали себя главными, и всеми остальными. Борясь с галльским засильем, я напускал на них Пушкина. Александр Сергеевич, как известно, бдительно следил, чтобы Россию не обижали, а поскольку нередко это пытались делать французы, то им в ответ и доставалось по первое число.

В целом, несмотря на холодную войну, на Европейском континенте удалось наладить сотрудничество, прежде всего, экономическое. К деголлевской Франции и к Италии присоединилась ФРГ канцлера Вилли Брандта. Европа, откуда к нам меньше чем за тридцать лет пришли две мировые войны, всегда имела для нас особое значение. На базе улучшившихся двусторонних отношений и общей атмосферы мы не только «замахнулись» на такую крупную инициативу, как созыв Общеевропейского совещания, но и сумели успешно ее реализовать. Однако продолжение хрущевской «оттепели» брежневской разрядкой не затрагивало ядра советской политики: заряженности на глобальную конфронтацию с Западом до «победного конца» при отсутствии сомнений в том, что социализм в конечном счете возьмет верх над капитализмом. Уже на первые годы нарождавшейся разрядки пришлась такая акция, как подавление Пражской весны 1968 г., имевшая тяжелые последствия как для внешней, так и для внутренней политики СССР. Дальше пошло-поехало: холодная война по всем азимутам с США и их союзниками, к чему добавлялись соперничество с Китаем, гонка вооружений, серьезно подстегнутая грубой ошибкой с размещением наших ракет СС-20, Афганистан. До ядерного конфликта дело не дошло, но к концу брежневского «застоя» разрядка окончательно выдохлась. Свой, и немалый вклад, разумеется, внесла и «богоизбранная» Америка. Наша страна жила на горах оружия и в разобранном состоянии по многим параметрам, как правило, скрытым от глаз. Но начнем мы с позитива.

Примечания

* Альманах «Россия ХХ век», архив А. Н. Яковлева (http/www.alexanderyakovlev.org). Как снимали Хрущева // Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы.