Введение - Транснациональные политические пространства: явление и практика

Настоящая работа посвящена рассмотрению политических аспектов феномена транснациональных пространств в контексте изменения современных форм политического управления и роли в нем национального государства.

Понятие пространства активно используется в общественных науках, прежде всего в социологии. В самом широком плане оно подразумевает интерсубъективную реальность, которая, более или менее осознанно, выстраивается людьми, составляющими некую общность (элитную и/или массовую), в соответствии с последовательной системой представлений. В ее рамках происходит их взаимодействие, существует и воспроизводится социальная практика. Осознание пространств как явления и обращение к этой категории связано с быстро усложняющейся функциональной и социальной структурой современного общества — от страны до глобального мира, — в котором различные виды и типы пространств начинают играть все более значимую, а нередко и ведущую роль по сравнению с традиционными типами территориальной и общественно-экономической организации.

Политическое пространство как разновидность пространства общественного — это, в свою очередь, прежде всего совокупность политических правил и установлений (т. е. институтов), которым подчиняет свою жизнь некое людское сообщество. Связи между людьми и политическими институтами в рамках единого политического пространства продиктованы определенными принципами, их поддерживает набор неких норм и ценностей. Цели протекающей в политическом пространстве человеческой деятельности отражают присущие именно ему смыслы, значения и понимания.

В каждом реально существующем политическом пространстве, будь то национальное или какое-то иное, непременно присутствует власть, которую это пространство каким-то образом ограничивает, формирует и локализует, т. е. диктует форму политической организации. Если речь идет о политическом пространстве, организованном на демократических основах, то в нем в большей или меньшей степени, но обеспечивается коллективное, публичное рассмотрение вопросов особой общественной значимости. Политическое пространство в конкретных случаях бывает ограниченным (узким), неплотным, сильно разреженным или неоднородным, но, по природе своей, оно не может быть неструктурированным, иными словами, — оно всегда институционализировано и функционирует на постоянной, практически повседневной основе. Термин «политическое пространство» полезен при обсуждении возможностей и влияния в рамках (национальной) политической системы акторов разной природы (центральные и региональные власти, хозяйствующие субъекты, группы интересов, общественные объединения).

Понятие пространства в политической науке близко понятию территории, что побуждает многих исследователей к его локализации, непременной «привязке к месту». Но юрисдикции, понимаемые как совокупность правомочий определенных властных органов, касающихся выполнения неких общественно значимых функций и предоставления доступа к принятию соответствующих решений заинтересованным в этом акторам, бывают не только территориальные, но и сугубо функциональные. Производные отсюда пространства тоже обладают заметной автономией от территорий, обретают транстерриториальное качество.

Если национализм в методологии политической науки диктует понимание общества и государства с непременной привязкой к территории в государственных границах, где якобы действуют исключительно национальные правила [1], то понятие политического пространства освобождает исследователя и практика от утрированного национально-территориального детерминизма, который немецкий мыслитель Ульрих Бек называет «моделью контейнера» [2]. Оно позволяет выявлять и рассматривать важнейшие связи между индивидами и группами, с одной стороны, и политическими институтами, с другой, гораздо точнее диагностируя фактическую сферу деятельности политического субъекта и в тех случаях, когда эта деятельность не ограничена форматом национальной государственности. Оно может помочь и в осмыслении множащихся международных пространств регионального регулирования, которые функционируют при участии национальных органов власти и неправительственных акторов национального уровня на национальной территории, что способствует регионализации самого государства. Международная регионализация ведет в итоге к интенсификации взаимодействий и трансакций и нарастанию взаимосвязи соседствующих обществ и государств, множит политические пространства не изолированные, но наслаивающиеся одно на другое.

«Такое понимание пространства важно, — пишет Н. А. Косолапов, — когда речь заходит о „единых пространствах“ применительно к отношениям между странами СНГ или сотрудничеству России с ЕС. Лишь в рамках пространства возможно сформировать, долговременно поддерживать, институционально закрепить социальные отношения» [3]. Вместе с тем единое пространство, так или иначе организованное, может помочь воплощению в жизнь желаемых аспектов потенциально возможного.

Альтернативное методологическому национализму теоретическое видение дает транснационализм [4]. Как направление в теории международных отношений (ТМО), которое акцентирует их пространственное измерение, транснационализм берет свое начало в 1970е гг. [5] Разрабатывавшие его американские авторы Р. Кеохейн и Дж. Най представляли международные отношения как поле взаимодействия не только государств, но и негосударственных акторов и организаций, развивающих трансграничное взаимодействие. Критикинеореалисты упрекали их в том, что они преувеличивают значение наблюдаемых процессов, тогда как государство остается вне конкуренции при выполнении важнейших политических, социальных и экономических функций. Однако в 1990е гг. прогресс в информационных и коммуникационных технологиях, либеральные условия экономической глобализации, распространение практики двойного гражданства и большая терпимость к этническому и религиозному плюрализму в национальных рамках, наряду со многими другими факторами, заставили специалистов вновь громче заговорить о транснационализации. Таким образом, повышение интереса к явлению транснациональности в последние десятилетия связано с осознанием происходящего сжатия пространства и времени, ведущего к реорганизации общественно-политических отношений в мире, где заметнее становятся негосударственные акторы, чья активность преодолевает национально-государственные границы.

Важным побудительным мотивом к выработке транснациональных механизмов управления могут служить, в частности, трансграничные риски и вызовы безопасности. В 2000е гг. национальные правительства и многосторонние организации стали в растущей мере переносить свое внимание с традиционных угроз на потенциально катастрофические риски (распространение инфекционных болезней, деградация окружающей среды, транснациональная преступность и терроризм, финансовые кризисы), не сдерживаемые государственными границами. Это ведет к активизации международно-регионального сотрудничества в сфере политики безопасности.

Термин «транснационализация» подразумевает тенденцию, согласно которой многие общественные задачи в современных условиях государствам приходится решать совместно, создавая вне национальных рамок новые центры принятия и имплементации решений. Возникают международные пространства регионального управления, которые формально функционируют в национальных рамках.

На Западе выходят все новые работы, специально посвященные транснациональным политическим пространствам [6]. На основании проводимых их авторами исследований мы можем судить о том, что для государства трансформация политических пространств под влиянием транснационализации — это не только серьезный вызов, но и новые преимущества. Ведь у национального правительства появляются возможности для того, чтобы воспользоваться собственными стабильными транснациональными связями при решении разнообразных задач внешней политики и при выполнении функции хозяйственного регулирования.

Авторы настоящей монографии видели свою главную цель в том, чтобы проанализировать теоретические и практические аспекты феномена политического пространства главным образом на основании современного опыта регионализации и регионализма. Термин «регионализация» в данном случае подразумевает интенсификацию взаимодействий и связей, прежде всего, между хозяйствующими и прочими негосударственными акторами, в особенности между коммерческими предприятиями, которая ведет к нарастанию взаимозависимости соседствующих обществ и государств. Она движима экономическими интересами.

Регионализм, в свою очередь, есть взаимодействие государственных акторов в процессе управления регионализацией, что предполагает некую реакцию на связываемые с регионализацией (и глобализацией) внешние риски и вызовы. Эта политика избирательно направлена на ускорение, модификацию либо на подавление определенных направлений и проявлений регионализации. Институциональные формы, которые обретает регионализм, могут находиться в диапазоне от неформального межгосударственного сотрудничества до выстраивания международных режимов и межправительственных или наднациональных институтов. Уточним, что импульс в развитии регионализма исходит от государства.

Налицо контуры нового мирового порядка, с присущей ему многоуровневой структурой. Он включает микрорегионы (субнациональные), традиционные государства и макрорегионы («большие регионы»), оснащенные институтами разного функционального масштаба и назначения, а также мировые города. Складывание этого многоуровневого порядка составляет глубинный вызов прежней межгосударственной системе, так как он порождает конкурирующие с ней транснациональные процессы выработки идеологии и институты, обеспечивающие согласование и координацию разных позиций, а также многосторонние процессы разрешения конфликтов, поддержания мира и хозяйственного регулирования. Однако государства вовлечены в эти процессы и пока играют в них главную роль.

В данной связи в разделе I рассмотрены теоретические вопросы, связанные с необходимостью и сложностью осознания меняющегося соотношения категорий территории, государства и пространства в процессе одновременно протекающей и взаимосвязанной эволюции каждого из этих феноменов. Там же представлена новая концепция международного региона (МР) как одной из возможных «сфер человеческого обитания» со своими, присущими определенному типу региона политическими пространствами. Речь идет о философском (или историко-философском) подходе к осмыслению пространственности мира.

Раздел II, в свою очередь, посвящен анализу реально существующих постсоветского, трансатлантического, европейского интеграционного пространств как региональных пространств международной политики, где в той или иной форме наблюдается транснационализация по горизонтали. Иначе говоря, индивиды и группы сравнительно легко преодолевают разделяющие отдельные государства национальные границы. Однако степень насыщенности этих пространств конкретным содержанием, да и специфика их формирования различны. Так, состояние постсоветского пространства свидетельствует о его «разреженности» и аморфности, хотя ряд пространственных характеристик здесь присутствует. Главы данного раздела ценны тем, что привлекают внимание к проблемам становления и функционирования транснационального сообщества, способного создать и «освоить» «свое» политическое пространство. Пионером в изучении транснациональных массовых сообществ мы можем назвать К. Дейча, который полагал, что взаимное доверие и расположение рядовых членов национальных обществ, активный экономический и информационный обмен между ними в пределах «большого региона» важнее для международной интеграции, нежели заключение формальных соглашений между лидерами стран и организация наднациональных учреждений [7].

В разделе III речь идет, главным образом, о многоуровневом европейском управлении, которое ставит под вопрос три традиционные с точки зрения анализа современного государства противопоставления, а именно: а) между национальным центром и периферией; б) между государством и обществом; в) между аренами внутренней и международной политики. В этой связи полезно вновь обратиться к работам последователей федералистской теории, нацеленной на поиск баланса в политической организации между различными уровнями власти, расположенными вертикально относительно друг друга, и между эффективностью в управлении и демократией. При этом если «старый» федерализм предполагал конституционно закрепленное разделение полномочий между разными уровнями власти, то сейчас линии, разделяющие властные уровни, нередко выглядят более размытыми. Как можно убедиться на основании содержания глав данного раздела, даже в тех государствах Евросоюза, которые по конституции федерациями не являются, передача национальным центром неких полномочий на уровень регионов ведет к нарастанию взаимодействия между вертикально расположенными администрациями, с подключением к политическому процессу как наднациональных институтов, так и неправительственных акторов.

Наконец, раздел IV настоящей монографии побуждает вспомнить об альтернативных федерализму функциональных подходах в теории международных отношений и региональной интеграции. Они восходят в своих истоках к работам Д. Митрани [8]. Как известно, еще в 1930е и 1940е гг. этот автор выступал за создание специализированных международных органов (агентств), чтобы решать экономические, общественные и технологические проблемы, для которых узок национальногосударственный формат. Митрани предсказывал, что таким путем со временем произойдет отмирание национальных суверенитетов, обеспечив мирные отношения между государствами. Сейчас децентрализованные агентства играют все более заметную роль в хозяйственном управлении в Евросоюзе и в других международных регионах (например, в Восточной Азии), но, как подтверждает, в числе прочего, и данная публикация, отмирания национальных суверенитетов, вопреки старым прогнозам, до сих пор не наблюдается и ожидать его в обозримом будущем вряд ли стоит.

Понятия транснационального политического пространства и международного политического региона открывают широкое новое поле для исследований. Речь идет о явлении, возникающем в «зазоре» между структурами свободного рынка (глобальными или региональными) и хозяйственного регулирования (до сих пор преимущественно национальными). Институты и механизмы транснационального управления претендуют на то, чтобы восполнить разрыв между растущей взаимозависимостью мира и его недостаточной управляемостью. Однако сами по себе они не способны преодолеть ни фрагментарность складывающейся глобальной системы, ни ее недемократичность.

В эпоху Модернити овладение определенной территорией и сужение роли пространства до функции ограничения «среды обитания» отдельных наций сыграли ключевую роль в налаживании руководства национальным хозяйством и обществом. Теперь множащиеся виртуальные пространства превратились в важный элемент политической организации мира, опирающийся на транснациональные людские сообщества, которые взаимодействуют на основе общности интересов и разных точек соприкосновения, используя трансграничные сети для подключения к процессам политического управления.

Конечно, предлагаемая вниманию читателя работа не исчерпывает всего разнообразия возможных аспектов заявленной темы. Однако вопросы легитимности транснационального управления, роль и формы участия гражданского общества в политике макрорегиональных масштабов, значение идеологии в определении ориентиров политико-пространственного развития мира в ряду других проблемных явлений не прошли мимо внимания коллектива авторов монографии и послужат объектом для дальнейшего анализа транснациональной политической организации.