Введение - Учение Никласа Лумана о коммуникации

Коммуникация — одно из тех понятий, которые в ХХ веке переместились с периферии в центр философских дискуссий. Такое изменение обусловлено и новизной предложенных интерпретаций, и новой сферой применения этого понятия. В разное время смысловые производные от латинского слова communis («общий») не раз становились смыслообразующими социальными понятиями. Это «причастие» (communio) в христианскую эпоху, «коммуна», «коммунизм» — в эпоху социальных движений Нового времени.

«В своей первичной греческой форме (koinonia) и латинском переводе (communio) это слово означало участие в каком-либо совместном деле, но преимущественно и в наибольшей степени — в каком-то политическом союзе», — пишет А. Тойнби[1]. Слова κοινονι´α, communio означали общение, совместную жизнь и, можно сказать, издревле выражали самую суть понятия общества. Формируя свое представление об обществе, античные мыслители обращались к нему, конструируя идеальную «коммуну» и беря в качестве исторического прототипа возникающую на новом месте небольшую колонию[2]. В Новое время с помощью понятия коммуны формулировалось представление о модели разумной экономической и культурной практики общежития (с полемическим акцентом против частной собственности) в противовес социальному укладу традиционных исторических поселений[3]. В XIX веке это обобщение идеально моделируемого общественного устройства ассоциировалось с понятием коммунизма, означая тип универсального общественного устройства, обеспечивающего равенство и справедливость.

В ХХ веке возникают новые понятия: «коммуникация», «речевая коммуникация», «коммуникативное действие», «коммуникативное поведение», «коммуникативная революция», «коммуникативистика», «коммуникативные дисциплины», «теория коммуникации» и т. д., черпающие свой изначальный смысл из бихевиористски и психологически интерпретированной практики. Исследование социальных моделей, которые должны быть «совершенными и справедливыми», было дискредитировано как идеологически окрашенное. Науке в пределах ее компетенции остались описание и изучение «методологии описания» общества. И как раз понятие коммуникации — в противовес философской дискуссии о нормах и идеальных моделях общества — в ряде философских концепций сумело заявить о себе как о методологической основе для исследования практических процессов передачи и обработки социальной информации, формирования и изучения общественных связей на макро- и микроуровне.

Тем не менее и сегодня перечисленные выше понятия остаются относительно новыми, недостаточно артикулированными ни в философском, ни в научном, ни в общесемантическом измерении. В социальных науках эта область социально-научного знания получила наименование Communication или Communication Studies (теория коммуникации). Однако вплоть до Никласа Лумана понятие коммуникации никогда не входило в тезаурус основных социологических понятий, оставаясь в предметной области психологии, лингвистических наук и различных отраслей журналистики[4].

В становлении современной западной теории коммуникации можно выделить несколько этапов, или «поколений», привнесших свои новации в понимание феномена коммуникации. Хотя исследования, которые мы сегодня относим к коммуникативным, проводились на протяжении всего ХХ века в рамках различных дисциплин[5], после Второй мировой войны одновременно с развитием информационных наук и технологий стали оформляться принципиально новые подходы к изучению феномена коммуникации. Характерным для этих подходов было рассмотрение коммуникации как передачи информации, причем необходимыми составляющими такого процесса признавались: источник информации, сообщение, получатель информации, канал передачи и шум. Пример — математическая модель коммуникации Шеннона и Вивера[6], описывающая коммуникацию как процесс передачи информации от одного источника к другому. Она получила широкое распространение как модель передачи информации (information transmission model) и обусловила математический и кибернетический крен в теории коммуникации. И до сего дня, несмотря на критику линейного, однонаправленного характера коммуникации в предложенной здесь интерпретации, данная модель широко используется в коммуникативной теории и на практике[7].

В теории коммуникации, разрабатывавшейся в 1950–1960-х годах в русле постбихевиоризма, постепенно происходит «психологизация» понятия коммуникации, и она все больше начинает рассматриваться как межличностная коммуникация. Заметный вклад в развитие этого направления вносят антропологи, психологи, психиатры и психотерапевты[8]. В их работах коммуникация предстает прежде всего как взаимодействие, влияние на которое оказывает каждый из его участников. Коммуникация есть не просто передача и прием информации, но создание некой общности, определенной степени взаимопонимания между участниками, предполагающего необходимость обратной связи, взаимного наложения сфер личного опыта, особенностей генерирования смысла в коммуникативном взаимодействии. Как отмечает один из современных теоретиков Роберт Крейг[9], активно возникавшие в этот период кафедры межкультурной коммуникации еще испытывали сильное влияние со стороны представителей психологических наук и бихевиоризма, и проходит некоторое время, прежде чем межличностная коммуникация самоопределяется как отдельная от психологии дисциплина.

Следующий этап в становлении теории коммуникации связан с рассмотрением коммуникации как социального процесса. Социальность коммуникации первоначально осмысливалась, исходя из коммуникативной практики. Внимание исследователей привлекал ее не просто интерактивный, но трансактивный характер, заключающийся в том, что любой субъект коммуникации является отправителем и получателем сообщения не последовательно, а одновременно, и что любой коммуникативный процесс включает в себя, помимо настоящего, непременно и прошлое, а также проецируется в будущее. Процесс общения является континуальным и бесконечным, и границы «коммуницирования» не всегда можно четко определить[10].

В рамках этого подхода коммуникация, общение вообще — не механический процесс, не просто средство для достижения определенных целей. Коммуникация есть процесс, формирующий общество. Коммуникация — это социальный процесс со-творения, сохранения-поддержания и преобразования социальных реальностей[11]. В самом фундаментальном смысле коммуникация есть состояние человеческого бытия,

способ человеческого существования, основополагающий социальный процесс, в котором люди воспроизводят и преобразуют социальные миры. Коммуникация в этом смысле есть сама жизнь, и, по известному выражению Поля Вацлавика, «оne cannot not communicate» («человек не может не вступать в коммуникацию»). Именно в рамках такого подхода реализована концепция коммуникации Н. Лумана.

Теоретики, разделяющие взгляд на коммуникацию как на социальный процесс, относят себя к различным школам и направлениям в области исследования коммуникации. Эти школы и направления представлены сегодня весьма разнообразно: кроме теории систем, в рамках которой работал Луман, это социальный конструкционизм, символический интеракционизм, диалогизм, социолингвистика, натуралистика (naturalistic inquiry), этнография коммуникации, конверсационный анализ (conversation analysis), дискурсивный анализ, прагматика, теория координированного согласования смыслов (coordinated management of meaning), теория социального взаимодействия — и это далеко не полный перечень[12]. В поле зрения социологов, занимающихся коммуникацией, попали такие блоки социально значимых проблем, как информационные процессы в обществе, их закономерности, специфика, средства и формы передачи и хранения социальной информации, социальная семиотика и семантика, управление социальной организацией и субъективным поведением, коммуникативные технологии и ряд других. Все перечисленные школы и направления объединяет ряд общефилософских положений в понимании коммуникации, получивших название "социальных подходов к коммуникации«[13].

Философия долгое время воспринимала коммуникацию как сугубо практическую проблему. Первые подходы к ней как к особому предмету исследования, можно сказать, только извлекали его из-под наслоений традиционных философских проблем. Одним из первых к проблематике коммуникации обратился Э. Гуссерль, рассматривавший ее как проблему взаимовосприятия Alter и Ego, — но он делал это в рамках сугубо гносеологической проблемы интерсубъективности. Гносеологический подход был характерен и для Э. Кассирера, исследовавшего символические формы человеческой коммуникации, не проблематизируя процесс коммуникации в целом. Л. Витгенштейн говорил о «языковых играх», но рассматривал их не в аспекте коммуникационных проблем, а в лингвосемантическом ключе. Наиболее отчетливо проблема интерпретации и взаимопонимания артикулировалась в концепции языковой прагматики Ч. Пирса, но решал он ее опять же лишь в контексте лингво-философского анализа языка и речи.

Чем дальше, тем больше философские исследования неизбежно затрагивали проблему коммуникации, даже когда обращались к смежным предметам. М. Вебер, разрабатывая подходы к анализу социального действия, переместил внимание целого поколения социологов с вопроса о языковой, коммуникативной интеракции на проблемы социокультурных интеракций. Сами культурологи, непосредственно сталкиваясь с границами межкультурной коммуникации, до поры до времени занимались сугубо историческими задачами интерпретации культурных смыслов, герменевтикой и этнологией, обходя вниманием философские аспекты коммуникации.

Одним из первых к философским аспектам коммуникации обратился М. Бубер. Коммуникация была осмыслена им в свете феномена диалогизма, с этико-метафизической позиции. Я и Ты, подчеркивал Бубер, имеют особое бытийственное значение. Коммуникация между Я и Ты не может описываться как явление, как Оно. Она вообще не подается описанию, а может быть только пережита. Философы, мыслившие в русле диалогизма[14], выявили особый статус коммуникации, не описываемой привычным языком вещной онтологии. Они открыли коммуникацию как особую реальность, не сводимую ни к чему иному. Но они были далеки от того, чтобы выводить отсюда какие-либо социально-философские следствия.

Движение в этом направлении началось, когда в 50-е и 60-е годы ХХ века философы обратились к быстро развивавшимся научным исследованиям проблем коммуникации. Опираясь на лингвистическую теорию речевых актов Серла и Остина[15] и теорию языковой прагматики Ч. Пирса, немецкий философ К.-О. Апель задался кантовским вопросом об условиях возможности коммуникации[16]. Таким условием, отвечает Апель, является наличие идеальных норм коммуникации, которые всегда существуют до всякой конкретной коммуникации. Отсюда в трансценденталистском ключе он развивает представление об идеальном коммуникативном сообществе, которое репрезентирует эти нормы и предшествует коммуникации. Идеальное коммуникативное сообщество — это сообщество всех возможных участников коммуникации, к которому апеллирует каждая действительная коммуникация. В отличие от него реальное коммуникативное сообщество является эмпирическим, по необходимости несовершенным воплощением идеального сообщества.

Идеи Апеля подхватил и развил его младший современник Ю. Хабермас, разработавший теорию коммуникативного действия[17]. Хабермас трансформировал теорию действия Вебера, исходя из того, что фундаментальная характеристика социального действия — не целерациональность, а его направленность на взаимопонимание. В центре внимания оказывается коммуникативная рациональность, которая принципиально отличается от стратегической, т. е. целерациональной, рациональности. С позиции коммуникативной рациональности партнер по коммуникации никогда не рассматривается как средство, в то время как позиция стратегической рациональности предполагает именно это. Не принимая трансцендентализма Апеля, Хабермас трактует идеальные нормы коммуникации как универсальные и общезначимые, составляющие телеологический фундамент коммуникативных практик локальных жизненных миров. Хабермас сформулировал универсально-прагматические требования к речевому высказыванию и коммуникативному действию, без которых невозможен процесс коммуникации: это требования понятности, истинности, правдивости и нормативной правильности высказываний. Хабермасу удалось органично интегрировать в теорию коммуникативного действия множество современных философских концепций, в частности системную теорию, дискурсивную этику и установку на социальную критику (проводившуюся представителями Франкфуртской школы).

Интерес к проблеме коммуникации обрел на почве немецкой философии характер традиционной для нее систематической основательности. Названные выше философы положили коммуникацию в основание своих философских систем. Однако только Луман решился пойти настолько далеко, чтобы идентифицировать понятие коммуникации с понятием общества и тем самым отождествить теорию коммуникации с социальной теорией. Тем не менее Луман не возвышает коммуникацию до некоего суперпонятия. Скорее напротив, он начинает с обратного — с радикального сомнения в коммуникации.

Вся предшествующая социальная мысль опиралась на предпосылку, что коммуникация не только возможна, но и необходима. Но что случится, если эта предпосылка окажется под сомнением? Луман впервые остро осознал и выразил эту возможность. Он стал исходить из невероятности коммуникации. В основу своих построений он положил тезис о том, что общество является самой сложной из существующих систем, и невероятно не только его возникновение в ходе эволюции (с чем все согласны), но и продолжение его существования.

Можно ли усомниться в коммуникации? Усомниться в ней можно только в ходе самой коммуникации. Сама возможность обрыва коммуникации тотально дестабилизирует мысль. Что станет с нею без коммуникации?

Если бы коммуникации не существовало, то, с точки зрения Лумана, не изменилось бы ничего, кроме того, что исчезла бы сама коммуникация. Сохранилась бы жизнь. Незатронутым осталось бы даже сознание. Исчез бы лишь тонкий слой, самый высший эволюционный слой бытия. Но этот слой и есть человек, общество. Коммуникация охватывает весь универсум человеческого бытия, а все остальное — в том числе сознание — служит лишь условием возможности коммуникации, как физиологические процессы служат условиями возможности жизни.

Луман — не только один из самых плодотворных ученых и писателей завершившегося ХХ века. Он из числа тех, кто в большей мере, чем другие, нуждается в толковании и объяснении. О Лумане написано немало книг, но почти все написанное о нем — своего рода дискуссия их авторов с Н. Луманом как современником. В XXI веке Луман имеет уже иной статус — классика, с которым не спорят, а которого изучают. Сфера спорного, конечно, растет. Но растет и право Лумана — как классика — на утверждение спорного. В нашей книге мы постараемся в максимальной мере сохранить баланс между аутентичным изложением лумановской концепции и задачей обозначить узкие места его теории.

Примечания

1. Тойнби А. Постижение истории. М., 2004. С. 240.

2. Как в «Законах» Платона.

3. Такое представление, прототип которого — в «Утопии» Т. Мора или в «Городе солнца» Т. Кампанеллы, было подхвачено французскими социальными утопистами А. Сен-Симоном, Ш. Фурье и их последователями, например, Н. Чернышевским.

4. В числе основных предшественников коммуникативистики можно назвать направление философской «прагматики» от Ч. Пирса до К.-О. Апеля, авторов теории речевых актов Серла и Остина. (См.: Austin J. L. How to do things with words. Oxford, 1962; Searl J. R. Speech Acts. Camridge, 1969; Idem. Performative Utterances // Philosophical Papers. Oxford, 1961.) В лингвистике это теория коммуникации Р. Якобсона. (См.: Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985.)

5. См.: Craig R. T. Communication Theory as a Field // Communication Theory. 1999, JVb 9. Р. 19; Littlejohn S. Theories of Human Communication. Albuquerque, 2002.

6. См.: Shanon C. E., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. Urbana, 1949.

7. См.: Griffin E. A. A First Look at Communication Theory. IL: McGraw-Hill, 2002.

8. Среди них, к примеру, антрополог Грегори Бейтсон и калифорнийская группа исследователей, «Пало Альто Групп», во главе с психотерапевтом Полем Вацлавиком. См.: WatzlawickP., Beaven J. and Jackson D. Pragmatics of Human Communication: A Study of Interactional Patterns, Pathologies, and Paradoxes. New York, 1967.

9. См.: Craig R. T. Communication Theory as a Field // Communication Theory. 1999. JVb 9. Р. 131.

10. См.: Wood J. T. Interpersonal Communication: Everyday Ezicounters. Belmont, 2002.

11. См.: Pearce W. B., Cronen V. E. Communication, Action, and Meaning: The Creation of Social Realities. New York, 1980.

12. Littlejohn S. W. Theories of Human Communication. Belmont, 1996.

13. См.: Leeds-Hurwitz W. Introducing social approaches // Social Approaches to Communication / Ed. by W. Leeds-Hurwitz. New York, 1995. С. 13–20; Craig R. T. Foreword // Ibid. Р. v—ix.

14. К ним следует причислить в особенности М. Бахтина и Э. Левинаса. В своих размышлениях о диалоге Бахтин писал о диалогической онтологии речи: язык и речь не существуют «вообще», это всегда персонифицированный диалог, встреча сознаний и бытий. В дальнейшем Бахтин развивал этот тезис в философско-эстетическом ключе, не обращаясь к понятию коммуникации.

15. См.: Austin J. L. How to do things with words. Oxford, 1962.

16. См.: Апель К.-О. Трансформация философии. М., 2001.

17. См.: Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. Bd. I–II. Frankfurt, 1981.