Предисловие к русскому изданию - Россия против остальных. Кризис мирового порядка после окончания холодной войны

Россия против остальных. Кризис мирового порядка после окончания холодной войны Саква Ричард Пер. с англ. 2020 г. 700 Р 525 Р

Со времени публикации оригинальной английской версии этой книги в конце 2017 г. ряд тенденций усилился, а другие сделались более очевидными. Основной тенденцией стала бόльшая дифференциация в мировой политике. До недавнего времени мы могли говорить в широком смысле о «Западе против остальных» — относительно сплоченном либеральном международном порядке под руководством США, сталкивающемся с многочисленными вызовами, но в основном сохраняющем уверенность в себе и единство, однако сегодня это уже не так. Внутренняя сплоченность политического Запада исчезла. Дело даже не в избрании Дональда Трампа президентом США в 2016 г., суете, связанной с Брекзитом, или хаотичном выходе Соединенного Королевства из Европейского союза. Дело в более глубоком вызове, исходящем из самого сердца либерального порядка и касающемся качества политических отношений и характера либерализма как такового. Одними из проявлений этого являются рост национального популизма и частичное отступление некоторых ведущих стран, включая сами США, от либерального консенсуса.

Это означает, что характер международного общества, сформировавшегося после 1945 г., меняется. Либеральный универсализм, который преобладал в послевоенные годы и стремительно развивался после 1989- 1991 гг. и краха советской альтернативы, сейчас вступает в период кризиса. Преимущества открытых рынков, свободной торговли и всего пакета мер, известного под названием глобализации, оказались распределены неравномерно. Сотни миллионов китайцев удалось вырвать из нищеты, но в цитаделях капиталистической демократии старые индустриальные сообщества были разорены, труд повсюду становился все более незащищенным, а жизненный уровень не повышался. Внутренние политические конфликты усугублялись нарастающими разногласиями на международной арене. Атлантическая система (США и их союзники, а также Организация Североатлантического договора и Европейский союз) находилась на вершине своего могущества, но не смогла решить даже относительно простые задачи на Ближнем и Среднем Востоке. Европа вновь разделена, и новый железный занавес возводится на пространстве от Нарвы на Балтийском до Мариуполя на Азовском море.

Здесь мы вплотную подходим к вопросам, непосредственно связанным с Россией. В этой книге я утверждаю, что после 1989 г. Россия попыталась на равных присоединиться к историческому Западу (в центре которого находилась атлантическая система власти), предполагая, что ее членство в расширенном сообществе превратит его в большой Запад. Теоретики политического реализма отвергают саму идею такой трансформации. Почему, не без оснований спрашивают они, мы должны что-то менять, если мы добились победы в холодной войне над нашим историческим противником и тем самым продемонстрировали превосходство наших политических институтов и идей, а также господство нашей военной мощи? Вместо трансформации исторический Запад начал процесс расширения, когда НАТО и ЕС достигли границ России и стали продвигаться на Балканы и, потенциально, на Южный Кавказ. В первоначальный период их целью не было намеренное исключение России; фактически речь шла о чем-то совершенно противоположном, а между Россией и НАТО/ЕС были подписаны различные соглашения о партнерстве. Однако, и в этом суть дела, эти соглашения с самого начала воспринимались в Москве как паллиативные меры — как компенсация за неспособность разработать в конце холодной войны инклюзивный и трансформированный порядок в области безопасности в Европе. Отсутствие институциональных и идеологических инноваций в конце холодной войны является поразительным. На смену инновациям пришло расширение.

После наполеоновских войн в 1815 г. Франция в рамках системы Венского конгресса была быстро возвращена к управлению международной политикой. Неспособность поступить так же с Германией после 1918 г. подготовила путь к Второй мировой войне. Многие в России утверждают, что после 1989 г. была совершена та же ошибка и введена «мягкая» версальская система. Но верна ли данная аналогия? Ничто не мешало России пожинать плоды глобализации и пользоваться преимуществами участия в либеральных институтах. В самом деле, Россия вступила в Совет Европы и, после многих испытаний, во Всемирную торговую организацию. Именно здесь расходятся мнения о причинах разрыва между Россией и Западом. Либеральные интернационалисты утверждают, что причиной краха отношений стала внутренняя неспособность России построить подлинно демократический политический порядок и конкурентную, прозрачную рыночную систему. Официальная позиция Москвы, напротив, заключается в том, что с самого начала Россия не могла просто целиком интегрироваться в уже созданный западный политический порядок, но что по соображениям власти и статуса она должна была стать соучредителем нового порядка и коалиции расширенного Запада, упомянутой выше. Будучи с восемнадцатого века великой европейской державой, являясь победительницей нацистской Германии, постоянным членом Совета Безопасности ООН, и силой, которая в одностороннем порядке положила конец холодной войне, Россия потребовала (сначала тихим голосом, а затем более решительно) институционального и дипломатического признания своего статуса. Это не означало воссоздания сфер влияния, а тем более возрождения доктрины Брежнева об ограниченном суверенитете над соседями России, но это означало создание мирного порядка, в котором не только так называемые победители в холодной войне могли чувствовать себя комфортно.

Даже из этого краткого очерка ясно, что именно из этих несопоставимых нарративов возникло то, что многие называют новой холодной войной. Логика расширения, которая по-своему рациональна и убедительна, столкнулась с логикой трансформации, которая не менее последовательна и аргументирована. Столкновение этих логик привело нас к новой эре конфронтации, конфликтов и санкций. В этом контексте Россия теперь изображается как глава консервативного сопротивления либеральному порядку, вступившая в союз с популистскими силами в Европе, чтобы подорвать единство атлантической системы, и вмешивающаяся в выборы в США и других странах, чтобы сеять разногласия и раздор. Россия стала универсальным козлом отпущения, на которого сваливают внутриполитическую поляризацию и социальное недовольство. Как и в период после Крымской войны 1853—1856 гг., Россия выглядит изолированной и противопоставленной остальным. «Стратегия национальной безопасности» США от декабря 2017 г. классифицировала Россию как «ревизионистскую» державу, которая хочет доминировать над своими соседями и подрывать основанный на правилах международный порядок.

Однако это не так, по крайней мере по трем причинам. Во-первых, как объясняется в настоящей книге в соответствии с идеями английской школы, международная система обширнее, чем любой конкретный порядок, содержащийся в ней. Я описываю международную систему как двухэтажное здание. На верхнем этаже находятся институты правовых, экономических, экологических и других международных форм управления, и прежде всего Организация Объединенных Наций. Россия является полноправным членом этих институтов и настаивает на том, что ООН — единственный из них, обладающий полномочиями на законное вмешательство. На нижнем уровне — так сказать, на первом этаже — находятся соперничающие государства и группы государств, сейчас условно называемые порядками. Во-вторых, именно здесь Россия сближается с некоторыми другими государствами, а это означает, что Россия не одинока. Наиболее интенсивное сближение происходит с Китаем, а также с Индией, Индонезией и другими странами, которые защищают модель международного порядка, основанную на консервативном (или суверенном) интернационализме. Это не означает отказа от либеральной модели глобализации, но подразумевает защиту культурных и других цивилизационных аспектов национальной идентичности, а также особых путей развития. Третья причина, по которой Россия не одинока, заключается в том, что она находится в центре плотной сети дипломатических связей и участвует в международных делах в качестве суверенной независимой державы. Это можно увидеть на Ближнем Востоке, а также в некоторых других регионах, а также в развитии Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и группы стран БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка).

Все это означает, что Россия — далеко не ревизионистская держава. Разумеется, она не хочет разрушать международную систему, которая сложилась с 1945 г. и в создании которой она принимала участие, прежде всего в рамках ООН. Почему она должна стремиться подорвать систему, в которой она так заинтересована, включая свое постоянное членство в Совете Безопасности? Однако Россия, а также Китай и некоторые их союзники, настаивают на том, что высшие институты глобального управления, так сказать, не относятся к либеральному международному порядку. Другими словами, международная система содержит в себе множество порядков, и ни один из них не может претендовать на то, чтобы считаться порядком как таковым. Разумеется, такая модель вытесняет возглавляемый США либеральный международный порядок с его ведущих позиций, отсюда и предупреждения о надвигающемся беспорядке, и попытки сдерживать Россию и Китай. Эти две страны настаивают на том, что возможно существование порядка без гегемонии Запада.

Россия и Китай не ревизионистские, а неоревизионистские державы, которые не ставят под сомнение существующую международную систему, а вместо этого оспаривают притязания на господство какого-либо одного порядка в этой системе. Для России это означает борьбу против расширения атлантической системы до российских границ, и в этом отношении у нее есть длинный список претензий, прежде всего включающий в себя расширение НАТО. Фундаментальный аргумент состоит в том, что динамике расширения, осуществлявшейся практически без посредников, имелась альтернатива, однако многие на Западе с этим не согласятся. Коренная проблема заключалась в неспособности преодолеть логику конфликта после 1989 г. Вместо этого мы стали свидетелями двадцатилетнего холодного мира, при котором ни один из фундаментальных вопросов европейской безопасности не был решен таким образом, чтобы удовлетворить все стороны, а с 2014 г. ситуация перешла в открытый конфликт, который некоторые называют новой холодной войной. Это не то, чего бы хотела каждая из сторон, и фактически в период, который я называю периодом «нового реализма» (2000—2012 гг.), Россия стремилась найти способ адаптации к господству либерального порядка без потери своего статуса и амбиций великой державы. В итоге такая формула не была найдена, и с 2012 г. в российской внешней политике началась эра неоревизионизма.

Все это превратилось в политику сопротивления, включающую поиск сторон, с которыми можно было бы объединиться (хотя и не в старомодной блоковой форме), и повлекло за собой то, что я называю «сердцевинной» стратегией — попыткой добиться евразийской экономической интеграции в более интенсивной форме, особенно в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС), а также обеспечить совместимость этой стратегии с китайской инициативой «Один пояс и один путь» (ОПОП). Кроме того, Россия завершила военную модернизацию и асимметрично отреагировала на усиливающуюся гонку стратегических вооружений. Это не означало, что Россия повернулась спиной к Западу. Вот почему она поначалу приветствовала избрание Трампа, полагая, что общность интересов поможет найти новую основу для отношений. Хотя Трамп и осуждает старый способ, на основе которого функционировал либеральный международный порядок, это, конечно, не означает отказа от американского главенства (хотя теперь оно обеспечивается не столько за счет «лидерства» в стиле Обамы, сколько благодаря утверждению о «величии»). Однако узкий меркантильно-деловой взгляд Трампа на международную политику как на борьбу за преобладание, в которой есть победители и проигравшие, тоже поставил под угрозу международную систему, а это и Россия, и Китай отвергают. Они были бы рады видеть, как гегемонистская практика старого либерального международного порядка, возглавляемого США, уступает место развиваемому ими более традиционному взгляду на суверенный интернационализм, но никто из них не хочет видеть послевоенную международную систему в целом разрушенной. Отношения России с США остаются напряженными, и не существует какого-либо фундамента, на котором можно было бы построить устойчивое партнерство между ними.

Больше шансов на такое партнерство существует у России с ЕС, что основано на географической и экономической необходимости и растущем общественном движении в пользу сближения с Россией, проявляющемся в Западной Европе. Это потребует урегулирования вопроса о Донбассе. Избрание Владимира Зеленского президентом Украины в мае 2019 г. на платформе мира в регионе делает такое урегулирование более возможным, хотя и отнюдь не несомненным. В общих чертах, мы вступаем в период большей текучести и более широких возможностей в международных делах. Старые союзнические связи уступают место эпохе меняющихся альянсов. Этот сдвиг в иерархии не означает, что прежние вопросы справедливости и даже выживания исчезают. На самом деле они становятся еще более актуальными. В настоящее время экологическая катастрофа ставит вопрос о том, может ли существование человечества продолжаться привычным образом. Декарбонизация является насущной проблемой для всех стран и возлагает особую ответственность на тех, кто претендует на роль великих держав.

Если Россия желает продемонстрировать свое лидерство, то это одна из областей, в которых она может действовать решительно. Другим вопросом является вопрос о достоинстве и политическом сообществе. Неолиберализм сталкивается с серьезными вызовами в своих западных цитаделях, а это все больше и больше обязывает так называемые «постзападные» страны, такие, как Россия, разрабатывать эффективные формы политической интеграции и социальной справедливости. Защита суверенитета важна, но в условиях, когда Россия сталкивается со столь серьезными вызовами, она должна показать, что может находить решения, а не просто заявлять о проблемах. Тогда Россия откажется от своей позиции «против остальных» и будет сотрудничать с остальными. Существует множество возможностей продемонстрировать лидерство такого рода, но для этого потребуются политические смелость и решимость.

Ричард Саква
Кентербери, 8 августа 2019 г.