Введение - Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года Новинка Шпор, Кристина Пер. с англ. 2023 г. 1 200 Р 900 Р

Экономический кризис в Советском Союзе… Война в Заливе… Хаос в Югославии… Сталинистский заговор против советского лидера Михаила Горбачева… Мобилизация всего Восточного блока… Советское вторжение на Балканы… Запад призывает резервистов и повышает уровень готовности сил гражданской обороны…

Утром 24 февраля 1989 г. тысячи танков Варшавского пакта двинулись на Западную Германию с берегов Балтики прямо через границы Чехословакии. Направление главного удара пролегало по Северо-Германской равнине, а вспомогательный удар был нацелен на Франкфурт. Вначале бронетанковым силам Запада, несмотря на растущие потоки беженцев, удавалось сдерживать врага. Но затем Кремль решился на использование отравляющих газов против Великобритании и в Северной Германии. 5 марта войска союзников начали терять управление, и командование НАТО впервые применило тактическое ядерное оружие. Это не остановило Советы, и они продолжили наступление, поэтому 9 марта НАТО перешло ко второму и на этот раз массированному ядерному удару двадцатью пятью ядерными бомбами и ракетами, треть из которых попала по Западной Германии. Советское руководство ответило тем же. Атомный пожар охватил большую часть Западной и Восточной Германии. Радиация распространилась по Польше, Чехословакии и Венгрии.

Конечно же, ничего этого не произошло на самом деле. Такова была легенда военных маневров НАТО «Винтекс», проходивших раз в два года. По сценарию 1989 г. Германия стала театром «ограниченной ядерной войны», что означало мгновенную гибель сотен тысяч немцев и радиоактивное заражение всего исторического ядра Европы, обрекавшего миллионы на медленную и мучительную смерть. Самое скверное заключалось в том, что за всем этим вырисовывался призрак Третьей мировой войны.

В канун начала учений сценарий маневров «Винтекс-89» был слит в прессу и публикации о нем заполонили советские и немецкие средства массовой информации. Перспективы, обрисованные легендой учений, выглядели настолько устрашающими, что Вальдемар Шрекенбергер — сотрудник Федеральной канцелярии, назначенный на время учений исполнять обязанности главнокомандующего, в то время как настоящий канцлер был занят повседневным руководством Западной Германией, — отказался от второго удара, пытаясь предотвратить гуманитарную трагедию. В результате учения «Винтекс-89» были досрочно свернуты. Больше учения НАТО «Винтекс» никогда не проводились.

В начале 1989 г. западный оборонный истеблишмент все еще всерьез воспринимал перспективу того, что длительная конфронтация сверхдержав может привести к глобальному холокосту. Однако всего через несколько месяцев европейское будущее стало выглядеть совершенно иначе. Холодная война на самом деле подошла к концу очень быстрым и неожиданным образом, без всякого «большого взрыва», на подготовку к которому оба лагеря потратили столько времени, денег и изобретательности.

Война между Востоком и Западом не состоялась; узел холодной войны был развязан преимущественно мирным путем, а новый мировой порядок был выстроен в результате заключения международных соглашений, переговоры по которым проходили в атмосфере беспрецедентного духа сотрудничества. Двумя главными катализаторами перемен стали новый лидер России с его новым политическим видением и народные протесты на улицах Восточной Европы. Могущество народа было взрывным, только не в военном смысле этого слова: демонстранты 1989 г. требовали демократии и реформ, они обезоружили правительства, казавшиеся непоколебимыми, а приливная волна путешественников и мигрантов сломала когда-то непроницаемый Железный занавес. Самым символичным моментом драмы тех месяцев стало падение Берлинской стены в ночь на 9 ноября.

В 1989 г. все, казалось, пришло в движение. Потоки революционных изменений поднимались снизу, в то время как власть имущие пытались проводить реформы сверху. Марксистско-ленинская идеология советского коммунизма, когда-то составлявшая ментальную архитектуру Советского блока, непрерывно утрачивала доверие и становилась бессильной. Либеральная капиталистическая демократия теперь выглядела словно поднятая волной грядущего: в то время как Восток был занят трансформацией по западноевропейскому образцу, мир, казалось, встал на путь конвергенции вокруг американских ценностей. Заговорили о «конце истории».

Ничто не подготовило мировых лидеров к таким быстрым и всеобъемлющим переменам. Десятилетиями они играли в военные игры, подобные «Винтекс-89». Но никогда не предполагали какого-либо сценария мирного выхода из состояния холодной войны; в самом худшем варианте расчет опирался на некую военную стратегию выживания в ядерном Армагеддоне, а в качестве лучшего развития событий предполагалось продолжать применять дипломатическую тактику хаотичного сосуществования при соперничестве двух противостоящих блоков. Едва ли можно было быть хуже готовыми к тому завершению, что на самом деле произошло в 1989—1991 гг. В этой книге показано, почему длительный и внешне стабильный мировой порядок разрушился в 1989 г., и рассмотрен процесс рождения нового порядка на его руинах.

Чтобы понять, почему ключевые политики выбирали ту или иную дорогу или принимали то или иное решение, я попыталась заглянуть им через плечо, наблюдая за тем, как они стараются понять и взять под контроль новые силы, пришедшие в их мир. Эти мужчины (и одна женщина) перебрали целый ряд часто противоречивых опций в попытке добиться контроля над ходом событий, установить стабильность и избежать войны. Из-за того, что у них не было никаких дорожных карт или приемлемых для всех эскизов будущего мирового порядка, они стали придерживаться естественного осторожного подхода в условиях вызова, брошенного радикальными переменами — они стали использовать и приспосабливать принципы и институты, оказавшиеся успешными на Западе во время холодной войны. Без сомнения, то была дипломатическая революция, но осуществляемая, как ни парадоксально звучит, в консервативной манере.

Вовлеченные в этот процесс лидеры представляли собой небольшую взаимосвязанную группу. В Европе треугольник сформировали Советский Союз, Соединенные Штаты и Федеративная Республика Германия: на уровне политических лидеров — Михаил Горбачев, Джордж Г. У. Буш и Гельмут Коль; на уровне чуть ниже — их министры иностранных дел — Эдуард Шеварднадзе, Джеймс Бейкер и Ганс-Дитрих Геншер. Именно в этих силовых конструкциях были очерчены контуры Европы после холодной войны. Маргинальными оставались две все более изолируемые фигуры: британский премьер Маргарет Тэтчер, которая противилась быстрому объединению Германии, и французский президент Франсуа Миттеран, с неохотой участвовавший в процессе и настаивавший на том, чтобы объединенная Германия была глубоко включена в Европу. Их взаимодействие с Колем, особенно на тему проекта европейской интеграции, создало в дальнейшем мощный политический треугольник.

При этом центральным утверждением моей книги является то, что мы не можем понять Европу после падения Стены без того, чтобы принимать во внимание события, происшедшие в 1989 г. в другой части света. Под руководством Дэн Сяопина Китайская Народная Республика осуществила иной, драматичный выход из ситуации холодной войны — и его синонимом стало кровопролитие на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 г. Постепенное вхождение Китая в глобальную капиталистическую экономику было уравновешено приверженностью Дэн Сяопина господству Коммунистической партии. Это равновесие, столь отличное от полной потери контроля со стороны Горбачева, вывело его страну на другую орбиту. Сила народа, сыгравшая столь важную роль в Восточной Европе, здесь не имела аналогов. «Успешное» подавление ее со стороны Дэна имело значительные последствия, все еще воздействующие на современный мир. Таким образом, европейская история была вписана в другой глобальный треугольник, который сам по себе стал продолжением китайско-советско-американской «триполярности», возникшей на последнем этапе холодной войны.

Всех менеджеров этих изменений в основном сформировала когорта поколения, рожденного между 1924 и 1931 гг., за исключением Миттерана (р. 1916) и Дэна (р. 1904). Все они были отмечены памятью военного времени 1937- 1945 гг., и поэтому их объединяло общее представление о хрупкости мира. Знаменательно, что большинство из них (Коль и Миттеран были исключением) потеряли власть в 1990—1992 гг., и таким образом, им не пришлось столкнуться в сколько-нибудь внятной форме — как политическим лидерам — с необходимостью преодолевать последствия собственных действий.

В первых трех главах моей книги описаны события, сформировавшие новостные заголовки 1989 г.: снятие венгерского железного занавеса на границе с Австрией, «кровавая баня» на площади Тяньаньмэнь, неожиданное падение Берлинской стены. Но главное внимание сосредоточено на том, что произошло в ту возбужденную и тревожную эру, которая за этими событиями последовала: это была эра после событий у Cтены и на Площади. Надежде, что человечество вступает в новую эру свободы и устойчивого мира, противостояло крепнущее признание, что биполярная стабильность времен холодной войны уступает место чему-то двойственному и более опасному.

Основное содержание книги посвящено рассказу о том, как в 1990—1991 гг. мир был изменен усилиями консервативной дипломатии, которая приспосабливала институты холодной войны к новой эре. Несмотря на то что этот процесс направлялся Соединенными Штатами, особенно при президенте США Джордже Буше, советский лидер Михаил Горбачев тоже хотел принять участие в этом процессе как составной части его усилий по переориентации официальной советской идеологии на «общие» ценности советских граждан с Западом. Произошедшее сближение завершилось беспрецедентным сотрудничеством между США и СССР. Общий подход к вторжению Ирака в Кувейт в 1990 г. послужил в качестве главного украшения того, что американский президент описал как «новый мировой порядок». Конфронтационная биполярность оказалась преобразованной в двухопорную основу глобальной безопасности, коренящейся в сотрудничестве двух сверхдержав в рамках ООН, направляемом международным правом.

Буш и Горбачев надеялись, что их новый модус вивенди сможет послужить основой международных отношений после холодной войны. Ясно, что Америка была при этом старшим партнером, но и сотрудничество было реальным. Партнерство на самом деле работало, но оставалось при этом хрупким, именно потому, что основывалось на отношениях двух людей, находившихся на вершине власти в своих странах. Буш, Коль и другие западные лидеры льнули к Михаилу Горбачеву, вместо того чтобы заниматься более глубокими проблемами Советского Союза, находившегося в трудном положении. В конце 1991 г. СССР полностью распался, заставив Буша принять всерьез человека, вставшего во главе постсоветской России, — Бориса Ельцина, который боролся против вызова, заключавшегося в переходе его страны к капиталистической демократии. Это новое изменение в глобальной геополитике, повлиявшее не только на Европу, но и на Азию, обязало Буша заново осмыслить двухопорный подход.

После того как Советский Союз и биполярность ушли в прошлое, США с новой силой стали настаивать на утверждении подлинно глобальной и возглавляемой США системы свободной торговли. Для этого они решили заменить отмиравшее Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ) 1947 г., переставшее соответствовать динамизму все больше глобализировавшейся мировой экономики, на новую Всемирную торговую организацию (ВТО), которая должна была включить и таких больших игроков, как Россия и Китай, после того как они уйдут от своей командной или плановой экономики и станут больше помогать развивающимся странам. Соединенные Штаты не были одиноки в стремлении найти для себя новое место в игре за глобальное экономическое превосходство. Япония со своей потрясающей экономикой тоже претендовала на роль гегемона грядущего «Тихоокеанского века», надеясь, что ее экономический вес заполнит геополитический вакуум, порожденный крушением Советского Союза. У руководства коммунистического Китая были свои амбиции. Китайский режим пережил «инцидент на площади Тяньаньмэнь», консолидировал контроль над страной и процветал в условиях «после Площади»; с течением времени именно это окажется значительно более важным, как с экономической, так и геополитической точки зрения, чем ложная заря Страны восходящего солнца.

И в Европе мир и стабильность эры, наступившей в 1991 г. после холодной войны, тоже подверглись опасности, когда Югославия погрузилась в геноцидную войну. Прочное прежде балканское государство распалось на воюющие друг с другом образования, вызвав потоки беженцев. Эти новые Балканские войны не разожгли общеевропейского пожара, как в 1914 г., но мировым лидерам пришлось потрудиться, чтобы погасить языки его пламени.

Раздробление Югославии вызвало опасения того, что сам Горбачев в 1991 г. назвал «балканизацией» Советского Союза. На какой-то момент Москва и Киев стали мериться силой в вопросе о территориях на Украине и в Крыму, и казалось, что они балансируют на грани войны. На протяжении 1992 г. возникали споры и столкновения по вопросу того, кому принадлежат Черноморский флот и стратегические порты Черного моря, каковы права России на базирование и использование украинской военной инфраструктуры. В Вашингтоне особенно боялись за будущее советского ядерного потенциала, теперь оказавшегося разделенным между Россией и тремя ставшими независимыми постсоветскими республиками — Беларусью, Казахстаном и Украиной.

Крушение советской державы позволило ее бывшим странам-клиентам по всему миру почувствовать, каково это — быть странами-отступниками. Даже после Кувейтской войны 1990—1991 гг. проблема Ирака, где правил Саддам Хусейн, оставалась нерешенной, а Ким Ир Сен, возглавлявший Северную Корею, с его тайной ядерной программой, стал особенной головной болью. Именно поэтому последние две главы настоящей книги посвящены событиям в мире в 1992 г., т. е. в году, обычно игнорируемом в большинстве очерков об окончании холодной войны, но который дал ростки проблем, остающихся с нами в XXI в. Несмотря на победный тон некоторых комментаторов, холодная война не закончилась победой Соединенных Штатов над Советским Союзом, и мир не был переделан по образцу и подобию Америки.

Нигде международная дипломатия не добилась более быстрых и более впечатляющих результатов, чем при объединении Германии. Германский вопрос представлял собой огромный вызов в силу проблемного места страны в Европе, ее центральной роли в развязывании двух мировых войн и последующего положения на авансцене холодной войны. Во время процесса управления германским объединением оба ключевых альянса Запада времен холодной войны — НАТО и Европейское сообщество — сохранились, обновились и постепенно расширились за счет включения в свой состав стран Центральной и Восточной Европы0.

Меры, предпринятые для стабилизации Европы после холодной войны, были консервативными по характеру, поскольку они использовали существовавшие ранее западные институты, а не сконструированные заново для решения неотложных задач новой эры. Несмотря на попытки некоторых европейских государственных деятелей, таких как Геншер, Горбачев и Миттеран, в 1989—1991 гг. не было создано никакой новой панъевропейской архитектуры, чтобы связать две половины континента и включить Россию в общую систему безопасности. Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) обладало потенциалом, чтобы стать такой структурой, но в оперативную организацию по обеспечению безопасности ее так и не превратили. Политическая реальность мира после холодной войны — когда Америка осталась «европейской державой» — не позволяла пойти по таким панъевропейским направлениям. Привлекательность заново объединенной Европы под эгидой ставшего более сплоченным Европейского союза, охраняемой перерожденным НАТО, оказалась слишком сильной.

Соответственно, асимметричность отношений Востока и Запада с течением времени нарастала по мере того, как хаотичные фрагменты порядка времен холодной войны, находили себе место в рамках расширенного Запада. Получившийся в результате дисбаланс станет неприемлемым для тех, кто пришел к власти после Горбачева, — Бориса Ельцина и Владимира Путина. Оказавшееся на обочине, хотя все еще могущественное и осознающее свое положение Российское государство было оставлено зализывать свои раны на периферии новой Европы. И мы все еще имеем дело с этими последствиями.

Представленное в настоящей книге новое прочтение событий периода 1989—1992 гг. основано на архивных материалах, созданных на разных языках по обе стороны бывшего Железного занавеса. Книга прочно опирается на недавно рассекреченные или ранее недооцененные документы — от докладных записок до подготовительных материалов к переговорам, от личной переписки до докладов разведки — из национальных, президентских и министерских архивов США, Советского Союза (России), Германии, Великобритании, Франции и Эстонии. Другие важные ресурсы включают в себя Архив национальной безопасности, Цифровой архив центра Вудро Вильсона и связанный с ним Международный исторический проект холодной войны в Вашингтоне (округ Колумбия) с их изобилием электронных тематических подборок (briefing books) и опубликованных коллекций документов с Запада, из Восточной Европы, России и Китая (включая партийные документы и материалы Политбюро). В число важнейших документов следует включать дневники и личные бумаги лидеров, их советников и многочисленные воспоминания ключевых деятелей той эпохи.

Эта книга сочетает в себе детальную реконструкцию ключевых эпизодов с синоптическим изучением перемен на макроисторическом уровне. Для постижения этой эры трансформаций нам самим необходимо занять своего рода наблюдательный пункт, находящийся «над» хаосом событий. В то же время необходим успешный анализ и тех нарративов, используя которые ведущие протагонисты осмысливали собственный мир и оправдывали свои действия. Кроме всего прочего, история того, что произошло в те годы, была написана в «соавторстве» многими основными акторами. Они не были лишь действующими лицами в чьем-то повествовании, но являлись могущественными, хотя и не безгрешными творцами истории, которую делали сами.

В 1995 г. президент Германии Роман Херцог охарактеризовал его эру как «время, у которого пока нет названия». Спустя 25 лет его афоризм почти не потерял остроты, потому что отличительные черты эры, наступившей после холодной войны, все еще трудно различить и понять. По мере того как 1989 г. отдаляется от нас, кое-кто начинает говорить, что самый общий нарратив должен быть экономическим — и начинать надо с крушения Бреттон-Вудской финансовой системы в 70-е годы XX в., приведшего к финансовому кризису 2008 г. Но я считаю, что более глубокий анализ «стержневых лет» 1989—1992 гг. помогает понять стоящий за всем геополитический порядок, в рамках которого и происходят такие сдвиги в глобальном капитализме. И именно этот миропорядок после падения Стены сейчас находится под угрозой.

Достижения консервативных менеджеров весьма впечатляют: кроме всего прочего, они стабилизировали Центральную Европу на период быстрых геополитических изменений. Но (особенно это касается американцев) уверенность в том, что мир впредь будет переходить на ценности США в этом все более вашингтоноцентричном мировом порядке, не прошла проверку временем. Представление, что огорченная, но возрождающаяся Россия и Китайская Народная Республика, всегда идущая по своему компасу, согласятся с подчиненным статусом в однополярном мире, сегодня кажется бесконечно наивным. И Европа времен Маастрихтского договора тоже не смогла выработать такого видения и энергии, чтобы создать континент, который был бы цельным, свободным и динамичным. Она содрогается от приверженности догмам, выдуманным после 1945 г., и страдает от хронического отсутствия независимой политической и военной мощи.

Этот новый Европейский союз образца 1992 г. воспринял западногерманскую логику послевоенного развития. ФРГ давно отреклась от исторических претензий Германии на право быть военной державой. Европейская интеграция в конце 1950-х гг. задумывалась как проект германо-французского мира, выстроенного вокруг экономического процветания и социального благополучия. Поскольку в 90-е годы XX в. ЕС стремился воспользоваться дивидендами мира, наступившего после окончания холодной войны, то он и к самому себе относился вполне в немецком духе, видя в себе маяк «гражданской мощи», а не военного могущества.

Все это представляет линейное прочтение будущего после падения Стены, с экстраполяцией мирного объединения Германии на всю европейскую равнину. Но осуществимость благостной мирной мечты была поставлена под сомнение растущими с начала второго десятилетия нашего столетия популизмом, национализмом и псевдолиберализмом, когда «брексит» потрясает саму ключевую веру в необратимость европейского интеграционного проекта, а президент США Дональд Трамп подрывает саму собой разумеющуюся нерушимость трансатлантического альянса. Американский проект «глобального сообщества наций» — порядка, основанного на международном праве, либеральных ценностях, ограниченном применении силы и легитимной международной арбитражной власти — теперь выглядит утопическим. Давняя вражда великих держав вернулась с ее мстительностью, и теперь традиционным западным истинам демократии и свободной торговли противостоят по всему миру — особенно Китай и Россия, но противостоит и сама Америка.

Недостатки международных решений, положивших конец холодной войне, сегодня очевидны. Замороженные конфликты, разрушение соглашений по контролю над вооружениями, склероз международных институтов, возвышение могущественных авторитарных режимов и распространение оружия массового уничтожения (ОМУ) — вот только некоторые из неожиданных последствий ошибок в дизайне нового мирового порядка, импровизационным конструированием которого в такой спешке и с такой изобретательностью занимались творцы международных дел в 1989—1992 гг. Вот почему — и сейчас больше, чем когда-либо еще — нам нужно понять его истоки и болезненное рождение.