Научное издательство по общественным и гуманитарным наукам
Личный кабинет
Ваша корзина пуста.

Заядлый антикоммунист. Кекконен под микроскопом

«Независимая газета» EX LIBRIS / 31.05.2012
Максим Артемьев

Урхо Кекконен, президент Финляндии, был фигурой весьма яркой – достаточно сказать, что Юхани Суоми, бывший дипломат, написал о нем уже восьмую книгу. Понятно, что в демократическом обществе, если политик – личность незначительная, то о нем столько трудов из-под пера одного автора не выйдет. Издательствам это будет просто неинтересно и невыгодно. Поэтому слова автора совершенно справедливы: «Урхо Кекконен принадлежит к тем редким финским личностям, к которым никогда не относились равнодушно. Им либо восхищались, либо не любили и даже ненавидели».

Но яркость Кекконена противоречива. Президент классической капиталистической страны, он был едва ли не самым лучшим западным другом советских вождей – Хрущева и Брежнева. Впрочем, Суоми на основе интересных фактов вскрывает подоплеку «дружбы», которая, конечно, была неискренней и показной с обеих сторон, обилие противоречий и недомолвок, существовавших между Хельсинки и Москвой до недавнего времени тщательно скрывалось.

Действительно, свой жизненный путь будущий лауреат Международной Ленинской премии начинал как заядлый антикоммунист. Кекконен даже командовал расстрельным взводом во время Гражданской войны, воюя на стороне финских белых. В 30-е, будучи молодым политиком, он говорил: «Система, которая покончит с демократией и установит диктатуру, одинакова, будь то фашизм или коммунизм». Кекконен был единственным, кто голосовал в финском парламенте против мирного договора с СССР в марте 1940-го после «зимней войны», он же относился положительно к новой войне против СССР и даже выступал за захват Восточной Карелии.

Тем интереснее перемена его позиции во время Второй мировой войны, причины которой Суоми дотошно разбирает. Суть так называемой линии Паасикиви–Кекконена, определившей на почти полвека внешнеполитический курс страны, заключалась в следующих словах первого из них: «С тем фактом, что эта великая держава является нашим соседом, или, если угодно, мы являемся соседями этой великой державы, мы ничего не можем сделать. И мы должны исходить из этих обстоятельств и делать выводы». И добавлял: «У Советского Союза есть право контролировать политику Финляндии, чтобы она не нанесла ущерб его национальным интересам. Планировать будущее страны нужно исходя из этого».

Юхани Суоми показывает, каких трудов стоило его герою убедить соотечественников согласиться с его точкой зрения. Твердый антикоммунист, он был вынужден согласиться на легализацию Компартии и сотрудничать с нею, впрочем, не допуская ее в свои правительства. Вообще отношения между Кекконеном и коммунистами, их взаимное соперничество за милости Москвы, равно как раздвоенность Кремля, порой не знающего кому отдать предпочтение – буржую Кекконену или своим единомышленникам, представляют собой отдельный сюжет книги.

Прежде чем добиться признания и доверия со стороны Москвы, Урхо Кекконену (на тот момент – министру юстиции) пришлось пойти на серьезную сделку с совестью – провести по требованию Кремля процесс над так называемыми военными преступниками – членами правительства Финляндии во время войны. Это были ни в чем не повинные люди, которых принесли в жертву Сталину, довольно грубо поправ закон. Как пишет Суоми, во многом отрицательное отношение к Кекконену в последующие годы объяснялось именно этим темным пятном в его биографии. Он не скрывает и иных шагов тогдашнего финского правительства – отказ от плана Маршалла, хвалебная речь Кекконена 6 марта 1953-го о Сталине и т.д., вызванных желанием задобрить южного соседа. Но авторский взгляд на эти действия – не осуждающий, а понимающий.

Подробно Суоми описывает, с какой паранойей Кремль относился к любым планам кооперации Финляндии с соседними странами – хоть в рамках Скандинавии, хоть в общеевропейских рамках. И с каким искусством Кекконену удалось в конечном итоге снять возражения Москвы на членство Финляндии в ЕЭС. Кекконен приложил немало усилий, чтобы Финляндия стала членом ООН, но, как пишет автор книги, суть ооновской политики Хельсинки сводилась к фразе президента – «оставаться незаметными». В ту пору бушевала холодная война, и финский представитель в ООН очень часто оказывался в незавидном положении, когда ему приходилось выбирать – с кем быть? С близкими Советами или с далекими Штатами? Суоми разъясняет подоплеку голосований Финляндии в ООН во время событий в Венгрии в 1956-м, ввода войск в Чехословакию и Афганистан.

Суоми, откровенно сочувствующий Кекконену, весьма ловко обходит острые углы, когда пишет о внутриполитических кризисах в Финляндии во время двадцатипятилетнего президентства Кекконена, когда Москва напрямую вмешивалась и в процесс формирования правительства, и в процесс выборов президента. Это было наиболее позорным проявлением политики «финляндизации», навсегда связанной с именем героя «из рода лососей». На взгляд автора – это не капитуляция перед грубым нажимом, а «реал-политик», искусство возможного.

В такие пикантные моменты контакты с Кекконеном Москва предпочитала осуществлять не через послов, а через резидентов КГБ в Хельсинки. Об отношениях с представителями советских спецслужб также много пишется в книге, но, конечно, версии о том, что президент был их агентом, автор не разделяет и даже не упоминает о ней.

Из советской верхушки Суоми выделяет премьера Косыгина как человека, с которым у Кекконена сложились наиболее близкие отношения. Но, как кажется, роль главы советского правительства автором преувеличивается – он не был самостоятельной фигурой, и вообще его традиционное противопоставление Брежневу и Ко представляется надуманным.

Вопреки ожиданиям встрече в верхах в Хельсинки в 1975 году в книге отводится не столь много места. Она вообще не рассматривается автором как итог всей деятельности Кекконена. Правда, Суоми пишет о том, что по ее итогам в том же году его герою чуть не присвоили Нобелевскую премию мира, но с перевесом в один голос она досталась академику Сахарову. По этому поводу друзья Кекконена заметили: «Каждая Нобелевская премия, присужденная советским представителям, была направлена против Советского Союза». Не знаю – уловил ли грустную иронию сам Суоми, цитируя их мнение?