Обращение к читателю - Россия и Франция. XVIII–XX века. Выпуск 14.

Россия и Франция. XVIII–XX века. Выпуск 14. Новинка Отв. ред. и сост. П.П. Черкасов На рус. и фр. яз. 2023 г. 800 Р 600 Р

То, что происходит на наших глазах в отношениях между Россией и Францией, вызывает серьезную озабоченность и глубокое сожаление у всех, кто посвятил свою профессиональную жизнь изучению Франции, ее истории и культуры, всестороннему развитию российско-французских связей. Может возникнуть ощущение, что эти связи в настоящее время оказались на самой низкой точке за все время их существования. Но это не совсем так. Бывало и хуже. И не однажды. Случались и прежде охлаждения, взаимное недоверие, перераставшее в неприязнь, конфликты и даже войны.

Но что самое удивительное — за более чем триста лет существования дипломатических отношений между Россией и Францией, расположенных на противоположных концах Европы, у них никогда не было (да и не могло быть) прямых противоречий и тем более исторической, наследственной вражды, как, например, у Франции с испано-австрийскими Габсбургами, Англией или Германией. Большинство случавшихся время от времени между Россией и Францией конфликтов и войн — Польское наследство, Итальянский и Швейцарские походы Александра Суворова, Средиземноморская экспедиция адмирала Федора Ушакова, Аустерлиц, Крымская война — были порождены не прямым столкновением интересов, но принадлежностью России и Франции к противостоящим друг другу союзам. С XVI века Франция неизменно поддерживала (против Габсбургов) Швецию, Польшу и Турцию — исторических противников России, а последняя находилась в союзнических отношениях с Габсбургской империей, которая противоборствовала с Францией в Европе.

Впервые русские и французы встретились на поле боя во время войны за Польское наследство (1733–1735), когда Россия в союзе с Саксонией и Австрией боролась с Францией за преобладающее влияние в Польше. Тогда русские войска осадили Данциг (Гданьск), за стенами которого укрылся Станислав Лещинский — поддержанный Францией претендент на польский престол. А Россия и Австрия желали видеть королем Польши саксонского курфюрста Фридриха Августа (Августа III).

В мае 1734 года Людовик XV отправил в помощь Лещинскому эскадру в составе пяти кораблей, высадивших на берег Данцигской бухты десантный отряд численностью 1950 человек. Однако французская помощь не помогла Лещинскому, который благоразумно успел сбежать из осажденного города. Французский десант понес значительные потери в боях с русскими, а оставшиеся в живых во главе с бригадиром Ламоттом де Ла Пейрузом сдались в плен. 9 июля 1734 года Данциг капитулировал, а его жители принесли клятву верности Августу III.

Последующие русско-французские конфликты, как и «данцигский инцидент», тоже были вызваны союзническими обязательствами перед третьими сторонами, но не прямыми противоречиями между Петербургом и Парижем. В первую очередь это касается участия России при Павле I и Александре I в. антифранцузских коалициях, ставших европейской реакцией на Французскую революцию конца XVIII века и наполеоновские притязания.

И даже оказавшийся самоубийственным для Наполеона поход в Россию в 1812 году нельзя объяснить его желанием уничтожить Россию. Наполеон вовсе не собирался поступить с ней так же, как он это сделал с многими завоеванными им европейскими странами, а именно — лишить реального суверенитета, включив в состав Французской империи. Россия нужна была Наполеону как надежный союзник и прочный тыл в историческом противостоянии c Англией. Именно к лояльности он хотел принудить Александра I, не соблюдавшего договоренности об участии в Континентальной блокаде. Объявив России войну, Наполеон рассчитывал дать царю показательный урок и принудить к выполнению взятых на себя в Тильзите и Эрфурте обязательств, т. е. помочь сокрушить Великобританию. Первоначально он не собирался идти ни на Москву, ни на Петербург. Наполеон рассчитывал разгромить русскую армию в приграничном сражении и продиктовать Александру I свои условия. Но все, как известно, пошло не по его плану, и русская кампания завершилась для Наполеона катастрофой.

Да и участие Франции в Крымской войне 1853—1856 гг. в действительности объяснялось не столько спором из-за Святых мест между православными и католиками, сколько желанием Наполеона III (как и английской королевы Виктории) не допустить разгрома их давней союзницы — Османской империи и установления контроля России над Проливами. Здесь, как и в предыдущих случаях, решающую роль сыграли союзнические обязательства Франции (и Англии) перед Турцией, что, конечно, не снимает такого мотива в действиях Наполеона III, как желание взять реванш за поражение его дяди в России в 1812 году. Но как только французский триколор был водружен на разрушенных бастионах Малахова кургана в Севастополе, Наполеон III почувствовал себя полностью удовлетворенным. Для него продолжение военных действий более не имело смысла. И он настоял на прекращении войны, протянув руку дружбы Александру II, чем вызвал возмущение у своих английских и турецких союзников, настаивавших на окончательном разгроме России.

В том, что условия мирного договора, завершившего Крымскую войну, оказались для России менее унизительными, чем можно было ожидать, важную роль сыграли посреднические усилия французской дипломатии на Парижском конгрессе 1856 года. Председательствовавший там граф Александр Валевский, министр иностранных дел Франции, следуя указаниям Наполеона III, откровенно «подыгрывал» графу Алексею Федоровичу Орлову, который представлял на переговорах Россию.

Помимо нескольких конфликтов и двух войн, случавшихся между Россией и Францией за последние три столетия, в двусторонних контактах имели место и отдельные эпизоды, связанные с замораживанием дипломатических отношений. Так, в частности, было в период с 1732 г. до 1738 г., в связи с упоминавшейся уже войной за Польское наследство и ее результатами. То же самое случилось и на исходе войны за Австрийское наследство (1740–1748), когда Россия присоединилась к коалиции в составе Австрии, Англии, Голландии и нескольких германских княжеств, объединившихся против Франции, Испании, Баварии, Саксонии и итальянских государств. Тогда до военных действий между русскими и французами дело не дошло, но дипломатические отношения были восстановлены лишь в 1756 году, когда с началом Семилетней войны (1756–1763) Россия и Франция из противников неожиданно превратились в союзников, объединившихся против Пруссии и Англии. Таковы непредсказуемые метаморфозы в истории международных отношений.

Я сознательно не останавливаюсь здесь на богатом позитивном опыте, накопленном за трехсотлетнюю историю отношений России и Франции. Он хорошо известен. Достаточно упомянуть хотя бы франко-русский союз конца XIX века, участие Франции в промышленной и финансово-экономической модернизации предреволюционной России, опыт боевого взаимодействия двух стран в Первую и Вторую мировые войны, совместный вклад в процесс международной разрядки, начавшейся с визита генерала де Голля в СССР в 1966 году, и т. д. Наконец, трудно переоценить значение и влияние давних традиций культурного взаимодействия России и Франции, которое, как нам казалось до последнего времени, невозможно предать забвению и тем более «отменить»…

Но в данном случае речь идет о негативном, если так можно выразиться, опыте российско-французских отношений. Из него при желании тоже можно извлечь какие-то уроки.

Сейчас, как это случалось и в прошлом, деградация российско-французских отношений вызвана не прямым столкновением интересов двух стран, чего в действительности нет, а исключительно обязательствами Парижа, прочно интегрированного в структуры НАТО и Европейского Союза, которые, по крайней мере, с 2014 года, проводят согласованную политику жестких санкций в отношении России. А с февраля 2022 года эта санкционная политика мгновенно была переформатирована в настоящую блокаду, затронувшую все сферы нашего прежнего взаимодействия — политику, экономику и даже культуру, чего прежде не бывало. И выйти за рамки этой политики у Франции, передавшей значительную часть национального суверенитета евроатлантическим структурам, практически нет никакой возможности.

В сложившейся непростой ситуации мне представляется важным напомнить очевидное: любые конфликты и войны (даже такие затяжные и, казалось, безнадежные, как Столетняя или Тридцатилетняя) неизбежно завершались, после чего возобновлялось взаимодействие и налаживалось сотрудничество вчерашних врагов.

Важно и другое — помнить, что и в самые критические моменты противоборствующие стороны могут сохранять взаимное уважение. Если уж не проявлять благородство, то хотя бы сохранять достоинство. Примеры такого рода можно найти и в истории российско-французских отношений. Ограничусь только тремя примерами.

Первый относится к упоминавшейся осаде русской армией Данцига в 1734 году. Все оказавшиеся тогда в плену сотни французских солдат и одиннадцать офицеров во главе с бригадиром Ламоттом де Ла Пейрузом были отправлены морем в Кронштадт, где их встретил сам президент Адмиралтейской коллегии адмирал Н. Ф. Головин. Из Кронштадта солдат перевели в село Копорье, неподалеку от Петербурга, в специально оборудованный лагерь, а офицеров на императорской яхте доставили в столицу.

Дальнейшее развитие событий, безусловно, должно было поразить французских офицеров. Их разместили не в казарме или бараке, а (sic!) — в царской резиденции, разрешив свободно передвигаться по городу. Дальше — больше. Императрица Анна Иоанновна распорядилась всячески развлекать французов, дабы они не заскучали, а на устроенном по случаю взятия Данцига дворцовом балу, куда были приглашены военнопленные офицеры, она приставила к каждому из них по фрейлине, умевшей изъясняться по-французски, поручив им танцевать только с их французскими кавалерами. Леди Рондо, супруга английского посланника в Петербурге, которую императрица попросила опекать Ламотта де Ла Пейруза, впоследствии вспоминала, что бригадир «очень удивлялся великолепию и учтивости русского двора».

«В самом деле, — писала супруга британского дипломата, — с ними обращаются очень вежливо; придворные кареты отданы в их распоряжение, и им показывают все, что обыкновенно показывается иностранцам».

Военнопленные офицеры действительно не скрывали своего удивления перед великодушием русской императрицы, принимавшей их в своей столице как почетных гостей и кормившей с царского стола. Поздней осенью, перед отъездом офицеров к их солдатам в Копорье, Анна Иоанновна подарила каждому по великолепной меховой шубе. В декабре 1734 года французские военнопленные, за редким исключением тех, кто решил остаться в России, вернулись на родину.

К сказанному остается добавить одну любопытную деталь. В составе десанта, высаженного в бухте Данцига, неожиданно оказался граф Луи де Плело, посол Франции в Копенгагене. Он самовольно оставил занимаемый важный пост, решив принять участие в боевых действиях против русских во имя интересов Франции в Польше. Граф де Плело, принадлежавший к высшему версальскому обществу, в молодые годы командовал драгунским полком и теперь решил вспомнить боевое прошлое.

Именно ему суждено было стать первым в истории французским офицером, павшим от русского оружия. Граф был убит 27 мая 1734 года, когда со шпагой в руке вел солдат на русские укрепления. На его теле насчитают около двадцати пулевых и штыковых ран. Пораженная обстоятельствами гибели французского дипломата, императрица Анна Иоанновна распорядится написать портрет графа де Плело и разместит его в своем рабочем кабинете.

Второй пример достоинства и благородства можно встретить в истории Крымской войны. На Малаховом кургане в Севастополе, среди множества других, есть памятник, аналог которому трудно, наверное, найти во всемирной военной истории. Этот скромный обелиск с крестом на вершине стоит над общим захоронением десятков французских и русских солдат, павших 27 августа (8 сентября н.с.) 1855 года при штурме Малахова кургана. Но самое примечательное — крест этот был поставлен французами, сразу после взятия ими Малахова кургана. Отдавая должное храбрости русских противников, победители проявили благородство, решив похоронить их в общей могиле со своими павшими в этой схватке воинами. Соответствующий приказ отдал генерал Патрис де Мак—Магон, командир 1-й пехотной дивизии, штурмовавшей Малахов курган.

В 1872 году обветшавшее деревянное сооружение заменили мраморным постаментом, увенчанным крестом. Этот памятник пострадал при второй обороне Севастополя в годы Великой Отечественной войны. В 1961 году с небольшими изменениями его восстановили. На лицевой стороне памятника имеется надпись:

ПАМЯТИ ВОИНОВЪ
РУССКИХЪ И ФРАНЦУЗСКИХЪ,
ПАВШИХЪ НА МАЛАХОВОМ КУРГАНЕ
ПРИ ЗАЩИТЕ И НАПАДЕНIИ
27 АВГУСТА 1855 Г.

А на задней стороне памятника тогда же восстановили эпитафию, составленную французами после захоронения останков французских и русских солдат:

8 Septembre 1855

UNIS POUR LA VICTOIRE,
REUNIS PAR LA MORT.
DU SOLDAT, C’EST LA GLOIRE,
DES BRAVES C’EST LE SORT.

В бою за честь державы,
В сраженье до конца
Вся суть солдатской славы
И жребий храбреца.

Изображение этого символического памятника павшим воинам, как и благородству победителей-французов, я посчитал нужным разместить на лицевой части переплета 14-го выпуска сборника «Россия и Франция. XVIII–XX века».

Наконец, еще один пример достоинства и благородства.

Уже после падения Севастополя, когда в боевых действиях наступило затишье, из Парижа пришло известие о рождении в семье Наполеона III долгожданного наследника (Prince Impérial). Французские войска, остававшиеся на своих позициях в Севастополе, отметили это событие праздничным салютом. Русская армия, расположенная перед боевыми порядками французов, последовала их примеру, отсалютовав рождению императорского принца, а вечером на прилегающих горах устроила иллюминацию, которой вместе с русскими могли полюбоваться и их противники — французы. Эта акция, о которой поспешили сообщить все парижские газеты, произвела самое благоприятное впечатление во Франции.

Таковы лишь некоторые примеры того, что даже в периоды тяжелых для двусторонних отношений испытаний можно сохранять достоинство. В любом случае, не следует терять здравый смысл и сжигать мосты. Они еще пригодятся.

Необходимо сохранить возможности для возобновления диалога, в том числе в гуманитарной сфере — в культуре, науке и образовании. Именно этой цели и служит очередной, 14-й по счету, выпуск сборника «Россия и Франция. XVIII–XX века». В его подготовке приняли участие российские и французские историки и политологи предоставившие свои материалы — статьи, документальные публикации и переводы. Особую благодарность хочу выразить нашим французским коллегам — Мари-Пьер Рэй, Анн Огенюис и Зое Арриньон.

Петр Черкасов